Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750 - страница 44

. Однако все эти строгости нисколько не повлияли на внешнюю политику России, которая по-прежнему оставалась выжидательной.

Фридрих, по-прежнему не слишком уверенный в стабильности российской политической обстановки, стремился укрепить позиции будущего Петра III, хотя этому молодому человеку, единственному наследнику престола, если не считать Ивана Антоновича, было в ту пору всего шестнадцать лет. Следовало женить юного герцога на немецкой принцессе. Свою сестру Ульрику король предлагать не стал: побоялся отпускать родственницу в страшную, далекую Россию. Об этом варианте Мардефельду было приказано даже не упоминать^>{235}. Необходимым требованиям удовлетворяла пятнадцатилетняя принцесса София-Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская. Она приходилась великому князю дальней родственницей: ее мать была сестрой епископа Любского, того самого, что некогда обручился с Елизаветой, но умер, не дожив до свадьбы. Фридрих делал ставку на привязанность Елизаветы к Голштинскому семейству^>{236}.[69] Противная сторона могла предложить в качестве невесты только дочь Фридриха-Августа. Однако она не подходила наследнику российского престола из-за своих связей с Польшей. Итак, выбор остановили на принцессе Софии. Вместе с дочерью в Россию прибыла Иоганна-Елизавета, княгиня Ангальт-Цербстская; ей было поручено исполнять обязанности прусской шпионки до тех пор, пока невеста не повзрослеет настолько, чтобы принять эстафету у матери. Фридрих очень рассчитывал на помощь княгини, которая, как он надеялся, несколько месяцев пробудет при дочери. Он принялся плести сложнейшие интриги и, на время забыв о своем женоненавистничестве, угождать родственницам. Чтобы матримониальная стратегия сработала наверняка, автор «Анти-Макиавелли» согласился отдать Ульрику за наследника шведского престола Адольфа-Фридриха, герцога Голштейн-Готторпского, дядю великого князя и брата княгини Ангальт-Цербстской, — план, который одобрила и русская императрица^>{237}. В Петербурге появления княгини и ее дочери ждали с большим нетерпением. Ла Шетарди и большой приятель Лестока Семен Кириллович Нарышкин выехали к ним навстречу — дабы оберечь дам от возможных контактов с противной стороной… Вдали от Петербурга, не боясь быть подслушанными, они посвятили мать невесты в ее будущие обязанности: прежде всего она будет служить связной — получать от кабинетов Фридриха и Людовика послания, предназначенные исключительно для августейшего взора царицы. Кроме того, княгине предстоит на правах женщины и родственницы намекать Елизавете на козни — подлинные или мнимые, — которые строит ее окружение.

Начало пребывания Ангальт-Цербстского семейства в русской столице складывалось исключительно удачно; невеста совершенно очаровала наследника. Елизавета со слезами на глазах восхищалась сходством между княгиней и ее покойным братом — епископом Любским. Дальон писал, охваченный воодушевлением: «Княгиня держалась как нельзя лучше и с величайшей осторожностью, дабы ничем себя не выдать и устроить так, чтобы прислушивались к ней и впредь»^>{238}. Однако все эти превосходные планы едва не пошли насмарку: весной 1744 года молодая принцесса тяжело заболела, ее мучили жар и боль в боку; затем заболел великий князь — заразился оспой. Несколько недель он находился между жизнью и смертью, а невесту к нему не пускали — большой удар для сторонников Фридриха. Члены вражеской партии не замедлили воспользоваться случаем; ссылаясь на рассказы священника — «ханжи и корыстолюбца», — они обвинили Софию, принявшую после перехода в православие имя Екатерины, в неверности и безбожии, чем сильно скомпрометировали ее в глазах набожной Елизаветы^>{239}. Со своей стороны Бестужев предложил заменить принцессу Цербстскую Марией-Анной Саксонской. Однако расследование (начатое по инициативе французов и пруссаков) показало, что противники принцессы Софии, вице-канцлер и московский архиепископ, получили большие суммы из Дрездена — а ведь Саксония была в союзе с Австрией. От саксонской невесты царица наотрез отказалась; она еще не забыла дело Ботты. Дочь Фридриха-Августа, по отцовской линии связанная с Габсбургами и с альбертинской линией Веттинов, сблизила бы Петра с его соперником Иваном; в случае ранней смерти или бесплодия великого князя, Иван Антонович оказался бы единственным законным наследником престола Романовых, в чем Елизавета видела угрозу для себя. К счастью для франко-прусского клана, после выздоровления Петра этот вопрос решился сам собой.