Россия за рубежом - страница 5
Сначала новые изгнанники организовывали свою жизнь так, чтобы в любой момент, как только Россия освободится от тирании большевиков, вернуться и снова включиться в политическую, культурную и общественную жизнь на родине. Образно говоря, они жили, что называется, на чемоданах и поэтому, естественно, не задумывались об интеграции даже в тех странах, где ассимиляция могла пройти относительно просто — как, например, в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (СХС), будущей Югославии. По этой же причине они хотели, чтобы их дети независимо от того, где они родились — в России или на чужбине, — оставались русскими, более всего опасаясь их «денационализации». Конечно, долго так жить было нельзя, и при определенных обстоятельствах, которые будут описаны ниже, частичная интеграция все-таки происходила. Тем не менее характерно, что большая часть детей эмигрантов вырастала двуязычными и с двойным самосознанием — русским и той страны, которая предоставила им приют.
Эмиграция переставала быть лишь способом физического выживания, она приобретала характер духовной миссии, которая заключалась в том, чтобы сохранить ценности и традиции русской культуры и продолжить творческую жизнь ради духовного прогресса родины независимо от того, суждено ли было эмигрантам вернуться домой или умереть на чужбине. Поэтому русских эмигрантов 20 —30-х гг. нельзя сравнивать с теми, кто покинул родину в поисках лучшей доли, какими бы мотивами они ни руководствовались. Система национальных квот и ограничения на въезд иммигрантов, принятые Соединенными Штатами Америки в 1920 г., равно как и высокие транспортные расходы, являлись далеко не единственным фактором, удерживавшим большинство русских беженцев от переселения за океан — в США или страны Южной Америки. Куда более важными были их желание оставаться как можно ближе к России и панический страх перед ассимиляцией, их опасение стать «обычными иммигрантами», устремлявшимися в Новый Свет и в Австралию в течение десятилетий, предшествовавших войне. Здесь и следует искать объяснение тому, что Америка не стала «провинцией» России за рубежом, несмотря на то, что некоторые беженцы поселились и здесь. Ситуация, правда, начала меняться в конце 30-х гг., когда сюда начали перебираться значительные группы эмигрантов из Маньчжурии и Китая, оседавшие обычно в районе Сан-Франциско, и отдельные лица из Европы, над которой сгущалась угроза новой войны.
Я говорил об «обществе» в изгнании. Что же превращало русских эмигрантов 20 —30-х гг. именно в общество, пусть и не вполне оформленное? Почему они не стали просто группой людей, спасшихся бегством из страха политических преследований? Этому способствовали два фактора. Во-первых, за границей были представлены практически все слои русского дореволюционного общества, хотя и в несколько измененных пропорциях>2. Среди эмигрантов мы можем обнаружить не только представителей бывшей правящей элиты — правительственной и придворной — и выдающихся представителей интеллектуальной элиты, но и мелкую буржуазию, людей искусства, ремесленников, рабочих и служащих, а также довольно значительное число крестьян, если причислить к ним казаков. Русская эмиграция не была однородной по конфессиональной и этнической принадлежности, уровню образованности и экономическому положению ее членов: в ней были представлены все основные вероисповедания и важнейшие народности Российской империи. Средний уровень образованности был хотя и выше, чем в старой России, но также разным: среди эмигрантов встречались и неграмотные. Равным образом и степень благосостояния тех, кто по собственной воле или в силу обстоятельств вынужден был отправиться в изгнание, была столь же неодинакова, как и среди населения империи.
Во-вторых, следует отметить обстоятельство, которое говорит больше, чем всякие социологические, экономические или культурологические данные: эмигранты сознательно стремились вести русскую жизнь. Даже попав в чуждое окружение, они хотели жить, работать и творить как неотъемлемая часть России, посланцами которой они себя считали. Для творческой жизни нужны были «производители» и «потребители» культурных ценностей. Из двух Россий, возникших вследствие политических событий, именно Россия за рубежом, которая проявила твердую решимость и недюжинную доблесть, продолжая быть Россией, оказалась более «подлинной» и более продуктивной в культурном отношении. Хотя это общество представляется несколько искаженным и неполным, особенно, как мы увидим, по своему демографическому составу, эмигранты воспринимали себя как представителей единого общества, а Русское Зарубежье — как свою страну. Они стремились жить так, словно эмиграция в культурном и философском плане олицетворяла собой всю Россию.