Российский бутерброд - страница 15

, но дал Он.

Неужели мало того, что я объявил и наметил? Сколько всего должно быть сделано! Где благодарность?! Сами ничего не хотят делать, топят все полезные начинания в болоте бюрократии, заигрывают мои идеи и выдают их за свои. Оборзели до такой степени, что моё слово для них не закон, не гранит, не бронза, не золото, не указ! Разгоню всех к чёртовой матери! – Выкрикнул он так громко и уверенно, что со стороны действительно можно было подумать, что все вышеозначенные угрозы неизбежно и немедленно будут воплощены в жизнь. Ещё действительно полагая, что всё это может материализоваться, Иван Иваныч живо представил как он собственноручно, без какого бы то ни было компьютера, почти обычным перьевым MONT BLANCом чернилами чёрно-голубого цвета, на бланках Указов решительно вершит судьбы надоевших своим бездействием или противодействием, чиновников.

Обида от неадекватной оценки его деятельности и невозможности, по тем или иным причинам, реализовать свои прожекты, а также внезапно пришедшее к нему осознание того, что простым росчерком пера он может в одночасье решить все проблемы, настолько овладели Иван Иванычем, что он был готов тут же вернуться на рабочее место и покончить со всем этим бардаком раз и навсегда. И вот он уже опёрся левой рукой о подлокотник стилизованного под Людовика XIV итальянского дивана, чтобы встать. Окинул взглядом помещение, как если бы прощался с ним навсегда и вдруг с ужасом, всеми клеточками своего организма ощутил вокруг абсолютную пустоту, поглощающую и стены, и мебель, и даже приглушённый электрический свет от энергосберегающих лампочек. Ощущение безысходности и фатальности обстановке придавала космическая тишина, которая раньше расценивалась как великое достижение в деле оборудования специальных помещений в главном здании страны. Может быть, её основная ценность состоит как раз в том, что заставляет иногда взглянуть на окружающую действительность не сверху, а со стороны, позволяя увидеть в ней самого себя? И он увидел. Один одинёшенек среди бескрайнего поля и ветряных мельниц с вращающимися в разные стороны лопастями, несмотря на ветер постоянного направления.

Иван Иваныч так и не понял, удалось ему вздремнуть или нет, но в кабинет он вернулся уже без прежней решимости и в дурном расположении духа. Он сел за стол, но без какого-либо конкретного намерения что-то сделать. Сначала было желание «сбежать» от всего этого в интернет, но вспомнился блоггер, с которым, возможно, придётся опять спорить или выслушивать от него всякие колкости, а настроения нет. Продолжая сидеть в раздумьях о том, какую бы пользу нанести стране и народу, Иван Иваныч машинально что-то выстукивал пальцами по столу и вдруг обратил внимание на лежащую там папочку. Как бы нехотя открыл обложку с триколором и гербом, взглянул на бумаги и вспомнил, что их принёс Вадим. Далее из памяти всплыло содержание документа и то, что Вадим хотел что-то сказать, рассказать или предложить. Но что? Эта неизвестность моментально взбодрила хозяина кабинета, породив надежду на то, что этот ушлый Вадик наверняка придумал что-нибудь, что поможет чувствовать себя достойно и наравне с Ним. Как можно скорей, чтобы не пропала острота ощущений, Иван Иваныч нажал кнопку на пульте внутренней связи. На том конце провода или радиоканала, всё равно, послышался полный постоянной готовности голос Вадима, отчего у Иван Иваныча перед глазами возник образ то ли официанта, то ли полового с перекинутой через руку салфеткой в позе «чего изволите». Через минуту Вадим уже стоял в высочайшем кабинете с папкой под мышкой и с полным благих намерений выражением лица и тела. В предчувствии чего-то нового и приятного, Иван Иваныч весьма благосклонно жестом предложил ему присесть на диван и сам, выпорхнув в нетерпении из-за стола, приземлился рядом.

– Ну-с, что там у нас, что ты хотел мне сообщить «позже»? – Улыбаясь и потирая руки, спросил он своего помощника, давая ему тем самым понять, что дело не терпит отлагательств.

Для, образно выражаясь, родившегося в коридорах власти Вадима всё было понятно и без дополнительных жестов. Поэтому он немедленно открыл свою папку и тот час приступил к пояснению находившегося там документа. Услышав первые слова, Иван Иваныч встал с дивана, прошёлся по кабинету и занял рабочее место. Пока шеф совершал свои телодвижения, Вадим, молча, наблюдал за ним, так же встав с дивана, и, как только Иван Иваныч окончательно устроился за столом, не дожидаясь приглашения, примостился за приставным столиком. Папка перекочевала к руководителю, который минут пять-семь внимательно изучал её содержимое, перечитывая некоторые абзацы дважды. Закончив работу над документом, Иван Иваныч, сложив руки перед собой, как первоклассник за партой, и подав корпус вперёд, так внимательно посмотрел на Вадима, как будто хотел залезть глазами внутрь его. От этого подчинённому стало не по себе. От таких пристальных и длительных взглядов обычно даже кристально честные люди начинают сомневаться в своей непогрешимости и чувствовать себя в чём-то виноватыми. Иван Иваныч понимал, что сколь долго и внимательно не смотрел бы он на своего подчинённого, ничего кроме его внешней оболочки в виде лица и торса, облачённого в дорогой костюм импортного индпошива, он не увидит. Однако эта психологическая пауза нужна была ему, чтобы окончательно определиться до какой степени стоит доверять своему помощнику в столь деликатном деле. Обсуждать ли с ним детали уже созревшего плана или… Иван Иваныч оторвал от Вадима, как ему казалось, свой гипнотический взгляд и, не давая ему опомниться, как на допросе резко спросил: