Российский колокол, 2016 № 1-2 - страница 7

стр.

Снова тучи над лесом сошлись,
никакого на них угомону,
в самый раз оглянуться на жизнь
и держать до зимы оборону.
Я иду по дождю и тоске,
вдалеке черной точкой собака
изучает следы на песке,
как астрологи круг зодиака.
Ветер к берегу гонит волну,
он не ведает страха и горя,
я ползу как улитка по дну
пересохшего моря.
Как безвольно душило меня
тридцать третье опальное лето,
порох есть, не хватило огня,
кисти есть, недостаточно света.
И любовь, что рябиной горит,
не утешит в осеннюю слякоть,
недозрелая горечь обид
от её поздних ягод.
Впрочем, хватит уже о больном,
и без этого грусти хватает,
дома встретят привычным теплом,
и душа отойдёт и оттает.
А потом снова выпадет снег,
белый-белый, пушистый-пушистый,
чтобы горя не знал человек
после осени мрачной и мглистой.
И деревья оденет зима
в небывалый наряд подвенечный,
не иссякли её закрома,
их запас бесконечный.
И иду я, дорогой влеком,
открестясь от унынья и грусти,
эта жизнь нам далась нелегко,
и легко мы её не отпустим.

«Классно тем, молодым и влюблённым…»

Жили они долго и счастливо

и умерли в один день…

(из русских сказок)
Классно тем, молодым и влюблённым,
что летят по путевке в круиз,
а их лайнер над солнечным склоном
неожиданно падает вниз.
Лучше так: пусть летят из круиза —
отдых тоже теперь не пустяк,
и уже проштампована виза,
и запилены фотки в «Контакт».
И осталась минута до взрыва…
полминуты… и скоро рванёт.
Он глядит на неё молчаливо
и до боли за руку берёт.
Да, родители будут в печали,
будет водку глушить лучший друг,
но зато они горя не знали,
не хлебнули измен и разлук,
и друг друга уже не обманут,
и любовь свою не предадут,
взявшись за руки, так и предстанут
на последний, на божеский суд.
Ну а нам, друг от друга уставшим
и в глаза научившимся лгать,
много раз свою честь потерявшим,
о таком можно только мечтать.
С высоты самолёт наш не падал,
теплоход не стремился ко дну.
Здесь – мы жизнь свою сделали адом,
там – и вовсе гадать не рискну.
Что ж спасибо, судьба, за науку,
что открылась уму моему.
Просто дай на прощание руку,
я её напоследок пожму.

«Мне повезло, дела мои неплохи…»

Мне повезло, дела мои неплохи,
я на ногах уверенно стою,
и поздний яд сомнительной эпохи
ещё не тронул молодость мою.
Ещё горит в груди огонь желанья,
и я не сожалею ни о чём —
я испытал любовь и расставанье,
и смерть стояла за моим плечом.
Я разлюбил бездушных и строптивых,
похожих на холодную зарю,
я счастлив был недавно в этих ивах,
а нынче с равнодушием смотрю.
Ушла вода, и обнажились мели,
притихли у причала корабли,
и всё, что в этой жизни не сумели,
мы словно крошки со стола смели.

«Солнечный день – и Москва ожила…»

Солнечный день – и Москва ожила,
будто бы заново всё разукрасили,
в жёлтом наряде берёзы и ясени,
зелень ещё до конца не сошла.
Ветра порыв нагибает кусты,
листья слетают и падают в воду,
детство всегда выбирает свободу,
не опасаясь её пустоты.
Скоро закончится весь этот блеф,
осень взяла уже город на мушку,
фотолюбитель, прогноз посмотрев,
на фотосессию выгнал подружку.
Смотрит с улыбкой она в объектив,
кадр остановит болтливое время,
мимо пройду, их оставив не в теме,
в эти стихи невзначай поместив.
Утки подняли детей на крыло,
скоро отправятся в теплые страны,
чувства запутались, как партизаны,
бросив без боя родное село.
А за спиной полыхает костёр —
жёлтые полосы, красные пятна,
и невозможно вернуться обратно,
выйдя однажды за этот простор.

«Дождя глухие переливы…»

Дождя глухие переливы,
в сознанье – вспышка и обрыв.
Мне снятся атомные взрывы
и ты, похожая на взрыв.
И я от страха просыпаюсь,
и сердце ёкает в груди,
потом тебя найти пытаюсь,
но ты осталась позади.
За что мне это наважденье?
Скажи мне, Господи, ответь!
Зачем я должен жалкой тенью
на преисподнюю глядеть?
Я в темноте ищу одежду,
совсем не нужную сейчас.
Не забирай у нас надежду,
когда любовь покинет нас.

«Я тебе, подруга, растолкую…»

Я тебе, подруга, растолкую,
расскажу как есть, начистоту:
я любил одну, потом – другую,
а тебе оставил пустоту.
Пустота – неправильный подарок,
но его ты не вернёшь назад,
мы зашли под свод сосновых арок,
оставляя наш пансионат.
Я с начала знал, что проиграю,
что судьбы острее лезвиё,
но ещё в уме перебираю
имя королевское твоё.