Ростов под тенью свастики - страница 14

Е. СЕРОВ: Мы жили в самом центре. У нас была большая комната, окна как раз выходили на улицу Энгельса. Отец, офицер, командир батальона, служил на Дальнем Востоке. Перед самой войной, в июне, приехал на побывку домой. А потом о нашей судьбе он ничего не знал. Весь двор знал, что у нас отец офицер, и мы очень боялись, но никто не выдал.

Л. ГРИГОРЬЯН. Отец мой был инженером, со многими людьми он восстанавливал понтонный мост в Нахичевани. И потом вдруг исчез. Приходит человек и говорит: отца видели убитым, труп его там лежал. И мы были уверены в том, что он погиб. Потом выяснилось, что он отступил вместе со всеми. И после освобождения Ростова сразу же вернулся. Потом он попал в конце концов в Ереван. Был там даже заместителем министра по экономике или по капитальному строительству.

Е. КОМИССАРОВ: Стою во дворе… Держу в руках самодельную саблю, сделанную из железного обруча. Входят два немца. Похоже, нижние чины. Испугался. Уронил саблю. Встал на нее ногами, чтобы не видно было: все-таки оружие. Немцы вошли в дом. Дальше рассказывала мама: «Стали требовать: «Цукор! Цукор!» А что это такое, черт их знает. Нашли сырые яйца. Одно яйцо, в руках у немца лопнуло, потекло. Мама побежала за полотенцем, лишь бы скорее отстали. Нашли они все-таки цукор. Стали заталкивать в рот. Чавкают. Один из них открыл бельевой шкаф. Увидел там связки лука и расхохотался. Потом мы сообразили, что его так развеселило. Видимо, он там ожидал увидеть одежду. И вдруг в таком неподходящем месте — лук. Это им продукты легко доставались, а для нас они были самой большой ценностью.

Перешли немцы к соседке. Вскоре слышим оттуда шум. Выходит немец с кульком конфет. За него соседка цепляется и орет, балда, что у нее дети. Пнул ее немец сапогом в живот и ушел.

Идет по улице немецкий офицер. В руках у него хлыст. Важно идет. Похлопывает себя хлыстом по сапогу. Навстречу ему наш сосед, дядя Ваня. Тащит что-то в ведрах. Поравнялся с немцем. Тот его хлыстом и перекрестил. Дядя Ваня закрывается руками. Показывает — несет еду детям. Офицер тычет пальцем: неси назад! Сосед мешкает. Немец лапает рукой кобуру. Дядя Ваня трусцой бежит с ведрами обратно.

В. ГАЛУСТЯН. Грабили мыловаренный завод, крупозавод. За мукой пошел и наш сосед. Он пришел, а немцы уже выставили охрану. У склада стоял автоматчик. Немец ему и говорит: «Нельзя этого делать!» А мужик отвечает: «Что ты охраняешь, сейчас наши придут, всем этим надо воспользоваться». Немец его расстрелял в упор. Это видели и слышали другие соседи — крупозавод был рядом с нашим домом.

А. КАРАПЕТЯН. Когда немцы пришли в город, они стали называть площадь Карла Маркса Екатерининской, как она и раньше называлась. Памятник Марксу сбросили и закопали в одну из щелей. Я как раз жил напротив сада Фрунзе и все видел.

А. КОТЛЯРОВА. Муж у меня, Петр Стефанович, работал проводником на железной дороге. Он уехал в поездку, а когда состав вернулся, немцы уже захватили вокзал. Он с товарищами вышел на подъездных путях и стал пробираться в город. А станцию уже окружили, кругом стреляют. Ребята его задержались, а он рвался домой — там двое маленьких детей со мной остались. Вот он уже на улицу выбрался и видит, какой-то мужчина помогает немцам, что-то им на санках подвозит. И говорит мужу: «Тебе что, пулю схлопотать захотелось? Беги туда!» И показал черный ход через какой-то старый двор.

Приходит муж домой, а в это время в городе растащиловка идет. Он хотел тоже бежать, запас съестного сделать. Я — ни в какую: не пущу, убьют! Он мне только что рассказал, что на вокзале творится и что ему еле удалось оттуда выбраться. Сама же сижу как на иголках. Не удержалась, пошла вниз к Дону, на ссыпку, чтобы какой-нибудь крупы достать. Прихожу, а в амбарах мужики орудуют. Снизу уже все расхватали, а там такие деревянные полки были. Лезут по ним наверх. И вот эти полки на меня посыпались. Слава тебе, Господи, что они меня только краем задели. Я — домой. Поднимаюсь в гору, глядь — струйка крови бежит. И лежит там убитая женщина, и мешочек рассыпанный рядом. Больше я ни шагу, ни за чем.