«Рот Фронт!» - страница 11
...Заскрежетал ключ в скважине, дверь открылась
- Ваши газеты и письмо. Этот пожилой стражник явно сочувствовал ему.
- Спасибо. Дверь захлопнулась. Сначала - письмо. На конверте знакомый почерк: крупные, старательно выписанные буквы. Отец...
Сердце забилось сильнее.
«Мы с тобой друзья, отец. И ты разделяешь моя взгляды. Мы всегда были друзьями. Почти всегда…»
РАЗРЫВ
Эрнст брел песчаным берегом Эльбы под высокими каштанами, вставшими стеной у самой воды. Пожухлая, но еще густая листва отбрасывала на серый зернистый песок резные тени. Когда налетал ветер, тени оживали под ногами и начинали суетливо метаться, словно не находя себе места.
Эрнста занимала только одна мысль: надо найти ночлег. Заработать на еду он всегда сможет - рабочие руки необходимы в порту в любое время суток, особенно на погрузке или разгрузке торговых судов. Но где скоротать ночь? Можно, конечно, прямо на улице. Наломать каштановых веток и соорудить себе постель. Так-то оно так... Да вот ночи становятся все холоднее, осень, что и говорить. Разве в одной куртке согреешься? Нет, на улице ночевать нельзя. Простудишься и полиция из больницы выдворит прямо домой.
Нет! Только не в родительский дом!
...Этот разрыв назревал давно, исподволь.
Уже прошло два года, как Эрнст закончил школу, - ему сегодня шестнадцать лет - и все это время он, уступив воле отца, работал в лавке. Торговля наладилась. Эрнст видел: Тельман-старший доволен - и своим делом и собой. В нем ничего не осталось от того Иоганна Тельмана, который сочувствовал социалистам, интересовался борьбой рабочих Гамбурга за свои права. Теперь он был членом каких-то гражданских и военных кружков, далеких от современной политической борьбы.
- Состарюсь, - говорил он сыну, - передам тебе лавку, будешь хозяином. Маленькое наше дело, но налаженное, невелик доход, но есть. Что тебе еще?
- Я не буду торговцем. - Эрнст упрямо опускал голову.
- Будешь, - твердо говорил отец и отворачивался. Эрнст встречал умоляющий взгляд матери Марии-Магдалины и покорялся.
Почему отец не поговорит с ним серьезно? О чем думает его сын, какие вопросы его мучают? Ведь он уже совсем взрослый! И столько событий произошло в его жизни в последнее время. Но вот странно: невозможно обо всем рассказать отцу. Эрнст чувствует это. Они - разные люди. А торговцем он не будет никогда! Но как вырваться из-под отцовского гнета? Как начать свою, самостоятельную жизнь, не огорчая матери?
Вот и сегодня... Что же, рано или поздно это должно было случиться.
Началось с того, что Иоганн приказал сыну привезти из деревни капусту.
«Опять!» - Эрнст оторвался от книги - это была драма Шиллера «Мария Стюарт».
Он вышел из дома, грохнув дверью; выезжая со двора, хлестнул вожжами Бамби, чего никогда не делал раньше.
А на обратном пути, уже явившись во двор с грузом, Эрнст зазевался, отвлекли невеселые думы: «Что предпринять? Так больше жить невозможно», не вовремя дернул вожжами, Бамби круто повернул, телега зацепилась за тумбу и опрокинулась. Эрнст едва успел спрыгнуть с козел. По земле покатились кочаны. Эрнст не стал их собирать - успеется. Устал. И голоден - с утра ничего не ел.
- Привез? - встретил его вопросом отец.
- Привез.
- А почему такой кислый, словно уксусу хватанул? Эрнст в упор посмотрел на отца и сказал:
- Я зазевался, а Бамби зацепил тумбу и опрокинул телегу.
- Опроки-инул? - Отец нахлобучил на голову картуз и с необычным для него проворством выскочил за дверь.
- Ну зачем ты злишь его? - вздохнула Мария-Магдалина. - Мог бы начать с извинения, объяснил бы по-хорошему, по-сыновьи. Ведь не ты опрокинул, а гнедой.
- Да, гнедой, но виноват я. Чего тут долго объяснять?
Отец ворвался в комнату с криком:
- По миру меня пустить хочешь? Весь товар испортил, шалопай! Всю как есть капусту в грязи вывалял! Кто ее теперь покупать станет? Почему ты так к своему добру относишься? Ведь я для кого из себя жилы тяну? Для тебя же!
- Мне ничего твоего не надо, - сказал Эрнст и встал перед отцом. - Сам заработаю, своими руками. А торговать в твоей лавке больше не буду.
Очки у Иоганна сползли на кончик носа, глаза сузились и стали колючими, а лицо пошло красными пятнами. Он размахнулся и жесткой ладонью ударил сына по щеке.