Роуэн и букшахи - страница 5

— Но и сейчас животные умирают одно за другим! — закричал кто-то. — А если мы бросим их здесь…

При этих словах в душе Роуэна все перевернулось:

— Мы не бросим букшахов, — сказал он, зная, что Норрис и Шаран стоят рядом и ловят каждое его слово. — Я останусь здесь, с ними.

Шаран онемела от ужаса. Она оглянулась, ища глазами Джиллер, мать Роуэна. Девочка думала, что та будет настаивать на том, чтобы ее сын вместе со всеми ушел из деревни, но Джиллер стояла посреди комнаты и гордо молчала. Маленькая Аннад тоже не произнесла ни слова. Очевидно, и мать, и дочь знали заранее о планах Роуэна и были согласны с его решением.

— Большая часть букшахов умрет через неделю или две, — ровным голосом продолжал Роуэн, — но, если мне удастся сохранить хотя бы несколько молодых и сильных животных, есть надежда, что когда-нибудь стадо снова станет таким, каким оно было прежде.

Только те, кто хорошо знал Роуэна, смогли расслышать в его бесстрастном голосе отчаяние. Только они понимали, каково было мальчику говорить о смерти хотя бы одного из своих любимцев.

— Нет, Роуэн! — раздался крик.

Норрис смущенно дергал сестру за рукав, пытаясь заставить ее сдержаться, но Шаран не обращала на брата внимания — она с отчаянием вглядывалась в лица окружавших ее мужчин.

— Скажите ему! — умоляла она. — Скажите, что ему нельзя оставаться здесь!

— Роуэн — хранитель букшахов, — послышался хриплый голос Ланн. — Стадо знает своего хозяина и доверяет ему. Присутствие Роуэна поможет букшахам дожить до того дня, когда придет помощь. Ты здесь недавно, девочка, и откуда тебе знать, как дороги для Рина его букшахи. От них зависит жизнь нашего народа. Благодаря букшахам у нас есть молоко, масло и шерсть; к тому же животные помогают нам распахивать поля. Роуэн принял верное решение.

Шаран недоверчиво покачала головой:

— Как же так — верное решение? Роуэн умрет здесь один.

Ланн подняла голову.

— Он будет не один, — отвечала старуха, и грустная улыбка коснулась ее тонких губ. — Я стара, и мне до побережья не дойти. Я не хочу быть для вас обузой. Я останусь здесь.

— Я тоже останусь! — упрямо заявила Бронден.

Казалось, морщины, изрезавшие лицо Ланн, разгладились.

— Вот и все, что я хотела вам сказать, — не глядя на Бронден, произнесла она. — Отправляйтесь по домам и собирайтесь в путь.

Жители Рина молча направились к выходу.

— Подождите! — прозвучал в тишине дрожащий голос Соллы. — А как же Шеба?

Люди в волнении зашептались. Да, а что скажет Мудрейшая — согбенная старуха, которая, сидя перед очагом в своей хижине за огородами, вечно что-то бормочет себе под нос? От холода характер ее сделался еще более скверным. Неделями она не выходила из дому, встречая издевками каждого, кто осмеливался приблизиться к ее двери. Она не щадила даже тех смельчаков, которые пробирались через сугробы, чтобы принести ей еду.

Знает ли Шеба о решении жителей Рина покинуть деревню? Конечно же знает. Непостижимым образом Мудрейшая всегда догадывалась о таких вещах, хотя при ней не было сказано ни слова.

Мысль о старухе наполнила сердца ринцев тяжестью. Если уж Ланн не одолеть пути к побережью, то что говорить о Шебе? Ей-то уж точно придется остаться в деревне. Но не проклянет ли она жителей Рина, если узнает, что они решили отправиться к побережью без нее?

А вдруг она будет настаивать, чтобы ее несли на руках? Сильные мужчины Рина содрогнулись при мысли о том, что их шеи будут обвивать костлявые руки старухи, что колдунья, седые патлы которой напоминали крысиные хвосты, как гигантский паук, будет висеть у них на спине, шипеть в ухо проклятия и заставлять быстрее идти.

Силач Джон хмуро усмехнулся.

— Мы не забыли о Шебе, — сказал он. — Сегодня утром Джиллер, Тимон и я пытались проникнуть в ее хижину, чтобы поговорить с ней, но она отказалась открыть нам дверь. В награду за все наши старания нам досталось лишь проклятие. Кажется, она готова принять только одного человека.

Силач Джон повернулся к Роуэну.

У мальчика душа ушла в пятки.

Роуэн с трудом пробирался сквозь заснеженный сад, стараясь попадать в следы Джиллер, Тимона и Силача Джона, побывавших здесь утром. Он не смотрел по сторонам — ему не хотелось видеть голые деревья. Их стволы были покрыты ледяной коркой, а заиндевевшие ветви напоминали окостенелые пальцы. Они указывали в серое небо, затянутое свинцовыми тучами.