Роуэн и букшахи - страница 9
Ужас сковал душу Роуэна. Прочь эти страхи, нельзя им поддаваться! Нужно стереть из памяти те страшные картины, что породило его воображение! Он опустил голову и поспешил к дому, надеясь, что никто из собравшихся у амбара его не заметит. К счастью, на него действительно никто не обратил внимания. Роуэн направился к деревенской площади.
Когда он проходил мимо мастерской Бронден, до слуха его донесся стук молотка. Бронден, по обыкновению, плотничала. Со свойственным ей упрямством она отказывалась понимать, что скоро в деревне не останется людей, у которых могла бы возникнуть нужда в ее товаре, никого, кроме нее самой, Ланн и Роуэна.
Роуэн подумал: «Бронден и впрямь из тех, кто будет сражаться до последнего. А я, если верить Шебе, тот самый мечтатель, от которого не будет пользы. Ланн, наверное, от бессилия будет плакать. Кто же четвертый? Кто будет летать?»
Глаза Роуэна обратились к гончарной мастерской. Ставни были закрыты, но скорее всего Нил был дома и просто не хотел никого видеть.
Роуэн как тень пробежал по пустой площади и двинулся дальше. Заглянув в окно Книжного Дома, он обнаружил, что и там никого нет. Лишь тихонько подрагивали шелка: дверь была приоткрыта, сквозняк шевелил яркие полотнища, и нарисованные люди, животные и деревья двигались, будто живые.
Роуэн глаз не мог отвести от одной из картин. Она всегда производила на него сильное впечатление. На ней было изображено одно из поселений рабов, в котором столетия назад жили его предки. Там были нарисованы и воины-зибаки — они отбирали самых сильных и храбрых, разлучали этих несчастных с семьями и сажали их в железные клетки.
Наверняка тот, кто создавал эту картину, знал, что силачей прикуют к веслам на кораблях и заставят сражаться на стороне зибаков, но кто мог предположить, что эти смельчаки повернут оружие против своих поработителей и вернут себе свободу? Конечно, никто не предвидел того, что в мирной долине Рина эти воины начнут новую жизнь. Люди, из чьих сердец зибаки стерли все воспоминания, забудут о прошлом, а те, слабые и робкие, кому было суждено остаться в рабстве, постепенно вымрут, и через триста лет от забытого племени не останется никого, кроме Шаран и Норриса…
Тут Роуэн подумал, что среди ринцев все-таки были те, кто знал о будущей судьбе своего народа. Взгляд его упал на фигуру горбатой старухи. Без сомнения, это целительница, Мудрейшая, ведь она держит в руках пучок травы и старается незаметно передать одной женщине в клетке круглый медальон.
Пальцы Роуэна потянулись к медальону, что висел у него на шее. Мысли его снова и снова возвращались к тяжелому круглому предмету. Его медальон не просто похож на тот, что нарисован на картине. Это он и есть. Та женщина взяла его с собой в долину. Из поколения в поколение мудрые целительницы передавали друг другу этот талисман, пока наконец он не очутился в руках у Шебы.
«А сейчас она отдала его мне, — подумал Роуэн. — Только теперь все не так, как тогда, когда я отправлялся в страну Зиба. В тот раз Шеба мысленно следовала за мной. Сейчас же все будет по-другому, я чувствую это».
Какой-то странный шум в ушах… На память снова и снова приходят эти слова: «Возьми его и носи. Когда узнаешь, что это, станешь таким, как я».
Оконное стекло запотело от дыхания Роуэна. Он уже с трудом различал раздуваемые ветром полотнища, но не протирал стекол. Ему не хотелось видеть суровые лица двух женщин — старой колдуньи и той, молодой, в клетке. Роуэн понимал, что момент передачи медальона был неким таинством, и старался не думать о том, почему Шеба отдала медальон именно ему.
«Когда узнаешь, что это, станешь таким, как я».
Убедившись, что медальон надежно спрятан на груди под рубашкой, Роуэн быстро зашагал прочь от Книжного Дома. Теперь он думал только об одном: как бы поскорее добраться до дома. Лицо его горело, но сердце будто превратилось в кусок льда.
Вскоре он уже был возле своего дома и открывал калитку. Сестренка Аннад ждала Роуэна и, едва он подошел к крыльцу, распахнула дверь.