Роялистская заговорщица - страница 24

Посетителю пришлось довольно долго ждать, пока Регина разговаривала с Лорисом в молельне; он, усталый, после всех перипетий дня, забыл все элементарные правила французской вежливости, растянулся во всю длину на диване, который стоял в кабинете маркизы напротив окна, и заснул сном праведного. Он не слышал, как открылась дверь.

Регина стояла перед ним с лампой в руках и смотрела на этого спящего человека.

Лицо Лавердьера в неподвижности сна, в этом спокойствии всех линий лица, не было лишено известной доли красоты: свежий, с выдающимся лбом, с широкой челюстью, он напоминал тип рейтаров, изображенных на стеклах в немецких пивных, но только поизящнее.

Маркиза невольно остановилась и рассматривала его; на лице ее виднелось сострадание. Она чувствовала, что этот человек высокого происхождения, и жалела, что он пал так низко.

Он вдруг открыл глаза и в полусне стал навытяжку, со шляпой в руках.

– Простите меня, маркиза, но усталость, жара…

Она прервала его гордым движением:

– Нечего извиняться. Отвечайте на мои вопросы: можно ли рассчитывать на тех людей, о которых вы говорили?..

– Они к вашим услугам, маркиза, так же, как и их начальник.

– Что это за люди?

Капитан слегка усмехнулся:

– Все честные люди, готовые на всякое дело, за которое им хорошо заплатят.

– Вероятно, и на измену в пользу того, кто им заплатит больше.

Лавердьер на минуту задумался, затем добродушно ответил:

– Весьма вероятно.

– Храбрые?

– До виселицы… говоря старым стилем.

– Каких политических убеждений?

– Цвета вина и лакомого куска.

– Их много?

– Шестеро, ни больше ни меньше. Мне еще неизвестно, какую миссию маркизе будет угодно на меня возложить, но я могу уверить моим опытом солдата, что небольшое число в большинстве случаев гарантия успеха.

– Верю… Есть, однако, один пункт, на котором я настаиваю.

Она взглянула ему прямо в лицо.

– Мне было бы весьма неприятно, если бы люди, которые будут бороться за такое правое дело и которые будут подвергаться величайшим опасностям, например, могут попасться в руки наших противников, имели бы за собой бесчестное прошлое, которое могло бы загрязнить знамя, которому они будут служить.

– Надеюсь, маркиза не рассчитывает, чтобы для темных дел, за которые наградой бывает не честь, а мука, в которых приходится жертвовать жизнью за несколько золотых, я мог предложить ей воплощенную добродетель.

Это было сказано резко, почти грубо.

– В сущности, безразлично, что это за люди, но, по крайней мере, их начальник?

Лавердьер сделал странное движение.

– Я бы просил вас, маркиза, не относиться к их начальнику, как к орудию, которое можно купить за деньги, но как к товарищу в общем деле. И тогда этот начальник будет готов открыть вам всю душу, предоставив вам право судить, насколько он достоин.

Маркиза, пораженная торжественностью его тона, молчала.

– А теперь, маркиза, – продолжал он, – я жду ваших приказаний.

– Я желаю знать сперва ваши условия.

– Пятьдесят луидоров на человека за двухнедельную службу.

– Я дам по сотне.

– Они не откажутся.

– А вам сколько?

– Ничего, если вы согласны.

Уже во второй раз он предлагал маркизе нечто вроде договора с ним, который ставил его на одну ногу с ней.

– Это будет слишком дорого. Сколько деньгами?

– Вдвое против того, что получат мои люди.

– Решено, шестьсот луидоров вашим людям, тысяча двести вам.

– Извините, маркиза, вы не совсем меня поняли: для себя я прошу двойную плату одного человека, то есть двести.

– Избавьте, пожалуйста, от лишних объяснений. Я уже сказала.

– Преклоняюсь, это по-королевски, но…

– Но?

– Не подумайте, что я чего-нибудь страшусь, но я не могу удержаться, чтобы не спросить, за какой труд такое щедрое вознаграждение.

– Вознаграждение измеряется услугой… Исполните свое дело и можете с меня потом требовать, что хотите…

– Я не сомневаюсь в нашем успехе, и тогда я буду иметь честь напомнить о вашем обещании… быть может, тогда я осмелюсь у вас попросить…

– Чего?

– Больше, чем денег.

– Прекрасно… об этом поговорим в свое время. Еще вопрос: вы не связаны никакими интересами, привязанностью, благодарностью?

– С кем, маркиза? – спросил Лавердьер с любопытством, перебирая мысленно, к кому бы могли у него заподозрить какое-нибудь чувство.