Рояльник. Королевская битва. LitRoyal - страница 20
— Гаси его!
— Будет знать!
— Гандон!
— Урод!
Удары сыпались непрерывно — все злее и жестче.
У Вани из носа хлынула кровь, потемнело в глазах. Что-то хрустнуло. Он свернулся в клубок и обхватил голову руками. Но это не могло спасти от свирепых ударов. Глаза заволокло красной пеленой, и Ваня отключился.
…
Резкий запах заставил Ваню вздрогнуть. Он попытался открыть глаза. Левый глаз заплыл и не открывался. Сквозь едва приоткрывается веко Ваня с трудом различил расплывчатый силуэт медсестры и постарался отвернуться от пропитанной нашатырем ваты, лезущей ему в нос. Тело пронзила острая боль. Он невольно застонал.
— Очухался, — выдохнула она с облегчением.
— Жить будет?
— Да что ему сделается!
— Так скорую можно не вызывать?
— Обойдется…
В голове звенело. По всему телу пульсировала боль.
В руку вонзилась игла. Ваня невольно дернулся.
— Лежи спокойно! — прикрикнула медсестра.
Иван прикрыл глаза и снова провалился в пустоту, заполненную бредовыми образами и воспоминаниями.
Перед ним появилась Ната. На ней были лишь короткие облегающие шорты. Руки были сведены за спиной, из рассеченной брови струилась кровь и капала на обнаженную грудь. Девушка смотрела с вызовом и брезгливым отвращением. Рядом стоял Димон, протягивая Ване тяжелый глок.
— Шлепни эту сучку!
Ваня машинально схватил холодную шершавую рукоять.
— Давай! — приказал ефрейтор.
Ваня поднял руку, тяжелый пистолет подрагивал во влажной ладони.
— Ну, что ждешь? Она заслужила!
Ната спокойно посмотрела Ивану в глаза:
— Я все сделаю, — сказала она тихо. — Только не трогайте девчонок…
— Не слушай эту лживую тварь!
Ваня прицелился.
— Не трогайте девчонок… — повторила Наташа.
Ваня стиснул зубы и развернулся. Грохнул выстрел, и тяжелое, грузное тело рухнуло на пол.
Художник Николай Захваткин
…
Когда Иван очнулся в следующий раз, то обнаружил себя лежащим на жесткой койке в лазарете. С пластикого квадратного светильника бил слепящий свет, заставляя жмуриться. Светильник моргал, пощелкивал и раздражающе гудел. Ваня затряс головой, пытаясь вытряхнуть этот гул из ушей. Голова взорвалась острой болью в затылке. Ваня почувствовал тошноту. И со стоном повернулся на бок.
— Судно давай! Сейчас опять блеванет, — раздался раздраженный женский голос.
Ваниной щеки коснулся холодный эмалированный металл. От него исходил тошнотворный запах. Ваня согнулся и вздрогнул, уже не пытаясь сдержать рвущуюся изнутри желчь.
— Да лежи ты ровно! Опять все изгадил…
— Сейчас за тряпкой схожу…
Ваня откинулся на кровать и прикрыл веки. Все тело ныло, словно по нему три раза пробежал табун мамонтов на водопой и обратно.
Хлопнула дверь, послышался стук тяжелых армейских ботинок. Кто-то встал рядом с его койкой.
— Ну как он? Пришел в себя?
— Пришел, пришел.
— А чо валяется, как бревно?
— Только что глазами лупал. Щас нашатырки еще дам! — отозвалась медсестра.
Ваня торопливо распахнул правое веко.
— Вот! Целехонек!
Над Иваном склонились хмурые лица Варенухи и Паяльникова.
— Ну что, боец! Видишь к чему приводит несоблюдение техники безопасности! — громогласно прорычал полковник.
От удивления у Вани открылся и второй глаз. Он растерянно посмотрел на лейтенанта.
Тот успокаивающе кивнул.
— Несчастный случай, товарищ полковник! Боец Дубов свалился со стремянки во время выполнения поставленной боевой задачи по вкручиванию электрической лампочки! Остальные бойцы отряда пытались его поймать, но безуспешно.
— Что? Слишком далеко улетел?
— Так точно, товарищ полковник!
Паяльников внимательно разглядывал Ванину физиономию.
— Хочешь что-то сказать, боец?
Ваня попытался что-то промычать, но его стон заглушил громкий голос Варенухи:
— За неумение помочь падающему товарищу на все отделение возложено дисциплинарное взыскание!
— Добро… — кивнул полковник, продолжая сверлить Ваню глазами.
— Боец Дубов за проявленное мужество в процессе приведения в порядок осветительных приборов, был представлен к объявлению благодарности с занесением в личное дело!
— Вот молодца! Нашей части нужны такие герои! А то всякие, знаешь ли, бывают… Паскуды. В прошлом году был один… деятель… — Паяльников повернулся к лейтенанту. — Помнишь?