Роза Галилеи - страница 35
Вот и сейчас встала, чтобы сделать ужин. Куриные ножки или бараньи ребрышки? С рисом, конечно. Она всегда готовила рис, хотя сама любила картошку. Потому что гораздо больше хотелось угодить мужу, чем наесться жареной картошки. Конечно, Джона в этом винить нечестно. Заботиться — было ее способом привязать к себе. А как еще она могла удержать мужчину, который не интересовался ничем, кроме своей работы и политики, и не отличал Брамса от Баха? Но он не имел права доводить жену до того, что она боялась, что он уйдет к другой, если она не будет ублажать его. Он должен был вести себя так, чтобы ей хотелось баловать его без каких-либо задних мыслей!
— Я тоже поначалу впала в отчаяние, но сейчас подумала — может, это как раз к лучшему? Мы полюбим его, я столько раз читала, как много счастья дарят такие дети!
— Господи, хоть бы все это оказалось дурным сном! — закрыл лицо ладонями.
С какого именно момента, Джон? С их знакомства в Москве, куда он ездил по делам своей биотехнологической фирмы и где она играла Шопена на приеме, устроенном в их честь московскими партнерами? Или с того дня, когда он после полутора лет переписки через Гугл-переводчик, бестолковых, запинающихся бесед по скайпу и трех приездов все-таки решился предложить ей руку и сердце? А может, с тех пор, как его жизнь озарил маркетинг? Конечно, он тоже чувствовал себя попавшим в ловушку, но ей было несравнимо хуже, и только справедливо, что он больше не хозяин положения. Она высыпала в раковину пяток картофелин: отныне меню без оглядки на Джона. И без оглядки на него она решит, иметь ей ребенка или нет.
«Речь — клевета, молчание — ложь. За пределами речи и молчания есть выход», гласит буддистская поговорка. Вот он, этот выход, — в маленьких, мягких, теплых, нуждающихся в ней ручках, одна цепко держит ее руку, а другая — руку отца.
Да, с больным ребенком он ее никогда не бросит. Это было бы для пристойного члена общества непредставимым нарушением всех впитанных им нравственных заповедей и социальных норм. Даже его мать, чванливая вдова невропатолога, осуждавшая мезальянс ненаглядного сынули с русской эмигранткой, пришла бы в ужас. Это пока Аня была бездетной, свекровь при виде ее поджимала крашеные губы в ниточку. Но ребенок обязывает, а больной ребенок обязывает во сто крат. Здорового каждая может родить, хоть выдра из маркетинга.
В Америке к особым детям относятся сочувственно, а их родители вообще ходят с нимбами на головах. И главное — мужчина с подобной обузой уже не покажется лакомым куском разрушительницам чужих семейных очагов. А вот ей и Чижику любящий отец и верный муж останется нужен навсегда! Вспомнилась еще одна подходящая буддистская пословица: «Не взять то, что даровано небом, значит наказать самого себя»!
Но Джон был глух к дзеновской мудрости:
— Анья, о себе я уж не говорю, но подумай, разве ты сама хочешь такого? Это то, что ты намеревалась принести в мир? Честно? Посмотри на себя, ты же о самой себе не в состоянии позаботиться… Анья… — Почему она раньше не замечала, как противно он коверкает ее имя? — Ведь тебе это оказалось бы гораздо тяжелее, чем мне. Я уверен, что лучше человеку вовсе не рождаться, чем родиться дефективным! Только представь, каково придется несчастному дебилу, когда у него никого в мире не останется…
Теперь он убеждал проникновенно, даже голос дрожал. От первоначального отстраненного участия, с которым на похоронах к вдове подходят, и следа не осталось.
— Ты нужен мне, Джон, и мне тоже нужно быть кому-то нужной. Он теперь в нашей лодке, понимаешь? Выплывать, так вместе с ним, тонуть, так тоже вместе.
Так растерялся, что на секунду стало его жалко. Но никто ведь не прыгнет в холодный океан, лишь бы облегчить другому спасательную шлюпку. Ему просто нужно время, привыкнуть к этой мысли.
— Анья… — Умоляюще сцепил руки: — Представь, что меня рядом нет…
Вот это он напрасно.
— Не смей меня так называть!
— Почему? А как я должен тебя называть?
— Любимая? Дорогая? Хани? Жена? — швырнула на противень ребрышки. Когда последний раз он называл ее «хани» — сладенькой? Когда обнял без напоминаний? Когда поцеловал без того, чтобы она сунула ему губы?