Роза Галилеи - страница 42
Потные и разомлевшие, мы лежали в шелестящих зарослях бамбука на берегу, где не было никого, кроме нас, крошечной волны, робко лизавшей берег, и неведомой птицы, мерно тянувшей душу унылым гуканьем. Когда жара становилась невыносимой и тела немели от твердой земли, мы спускались по острым камням в теплую воду. Доели все яблоки и персики, допили вино, я натянула платье прямо на купальник, и мы навсегда покинули бамбуковый тайник. На террасе ресторана с видом на озеро Ури положил свою ладонь на мою, мне стало жарко, пузырьки просекко вознесли меня ввысь.
Даже после возвращения Давида я продолжала большую часть времени проводить с Ури, почти не таясь, но Давид упорно молчал, не задал ни единого вопроса. Когда я призналась, что беременна, он отвернулся, сгорбился и оперся о стол. Я обняла его сзади, он злобно дернул плечом. Он молча плакал, и я сама заплакала от жалости к нему.
Ури тоже не обрадовался:
— Значит, ты взяла-таки мой утлый челн на абордаж.
— Ничего подобного. Я кормчий, который ведет тебя в родной порт.
Он облизал сухие губы, взбил кулаком подушку:
— Мой путь пролегал в открытый океан. Веред, любовь моя, посмотри на меня. Какой из меня муж? Какой я отец? Никудышный.
— Ури, — я опять заплакала, на этот раз от тоски и боли, — возьми меня в свою лодку, пожалуйста. Я поплыву с тобой куда угодно.
Вместо ответа он только прижал меня к себе, его кожа терпко пахла полынью.
Через три дня он позвонил, сказал, что упал с мотоцикла, но голова цела, он уже в приемном покое цфатской больницы, у него открытый перелом ноги, сломаны ключица и несколько ребер. По дороге в больницу я дозванивалась до Давида. Два раза он отключался, потом все же смилостивился:
— Ладно, перестань психовать. Его прямо сейчас везут в операционную, все будет в порядке.
Мимо моего стула в больничном коридоре проходили медсестры и провозили больных, но из операционной вечность никого не вывозили. Потом вдруг персонал забегал, стало ясно, что что-то случилось. Я бросилась за медсестрой:
— Простите, я жена доктора Амита, я звоню ему, но он не отвечает, он мне срочно нужен, пожалуйста, вызовите его.
— Он на реанимации, ждите.
Когда Давид наконец вышел, я уже была вне себя. А едва увидела его глаза — в них плескался ужас, в них металась вина, — я окончательно рухнула в пропасть. Он пытался обнять меня, я отталкивала его и кричала:
— Пусти меня к нему! Пусти меня к нему!
Дома Давид уложил меня в постель, закутал в одеяло, сам лег рядом поверх покрывала. К этому времени он уже снова владел собой. Он гладил меня по волосам и настойчиво твердил:
— Веред, этого нельзя было знать заранее. Такое может случиться, никто не мог этого предвидеть. Это реакция на антибиотики.
Я отпихнула его руку:
— Зачем ты дал ему эти проклятые антибиотики?!
— Их всегда дают, перед каждой операцией. Это абсолютно необходимо, без антибиотиков слишком высок риск инфекции в костях. Реакция случается. Поверь, я сделал все, что мог. Как только мы заметили, что он не кровит, я сразу смерил давление, а когда увидел, что давления нет, тут же начал вспрыскивать адреналин.
— Почему, Давид, почему?! Разве люди умирают из-за перелома ноги?
— Анафилактический шок. Я сделал все, что было в человеческих силах.
— Ты должен был его спасти. Должен.
— Я пытался, но я врач, а не Бог. Веред, есть точный протокол, мы все знаем, что и как делать в случае шока и остановки сердца. Я там был не один, мы все пытались спасти его всеми средствами. Последнее, что мне нужно было, это чтобы он скончался у меня на руках. — Меня трясло, он крепко прижал меня к себе. — Веред, душа моя, поверь, тут ничего от врачей не зависело. Все оказалось бесполезно. Пяти минут гипоксии достаточно, чтобы мозг погиб. Мы оказались бессильны, не успели. Я тут, я с тобой, я всегда буду с тобой, я твой муж. Веред, ради тебя и ребенка я сделаю все, что смогу. Все.
Его голос и объятия были единственным, что держало меня, не позволяло сойти с ума. Ури было не вернуть, а Давид был тут, со мной.
Тамар потом ходила по поселку и рассказывала людям обо мне и об Ури. Эта завистливая, обиженная мужем, горькая, как полынь, женщина открыто обвиняла Давида. Но назначенная медицинская комиссия положила конец вздорным слухам. Я рассказываю тебе всю эту историю для того, чтобы ты знал: комиссия однозначно постановила, что доктор Амит точно следовал протоколу ACLS. Комиссия предположила, что, по всей вероятности, причиной несчастья был анафилактический шок. К сожалению, окончательно установить причину шока оказалось невозможно, так как из-за царившей во время реанимации суматохи и из-за того, что второй анестезиолог был занят на другой операции и не смог присоединиться к реанимационным усилиям, кровь пациента не была взята на гистамин и гепариназу.