Роза и кинжал - страница 11

– Не уклоняйся от ответа, это нечестно. Как по отношению ко мне, так и к матери твоего будущего ребенка.

– Я, наоборот, стараюсь быть честен, – возразил Джалал. – Знаю, что ты высоко ценишь это качество. На данный момент, не имея представления о ее истинных чувствах, это самый правдивый ответ, который я могу дать. Я люблю ее и хочу быть с ней.

– Осторожнее, капитан аль-Хури. Эти слова часто означают разные вещи для разных людей. Убедитесь, что используете верный термин для выражения своих эмоций.

– Не будь занудой, я сказал правду.

– И какое время для тебя это будет являться правдой?

– Сейчас. Только это и имеет значение, верно?

– Легко определить, чего желаешь в конкретный момент, – вздохнул Халид и стиснул челюсти так, что заходили желваки. – Именно поэтому за тобой повсюду бегает целый гарем, а мать твоего будущего ребенка не хочет даже слышать о свадьбе. – Он продолжил путь ко дворцу.

– Тогда каков правильный ответ, о мой мудрый повелитель? Что я должен был сказать? – раздраженно крикнул Джалал вслед халифу.

– Всегда.

– Всегда?

– И даже не смей вновь поднимать эту тему, пока не уверен, что будешь любить ту женщину до конца жизни.

Ирса зажала рот обеими ладонями, чтобы заглушить удивленный возглас.

Она с изумлением наблюдала, как сестра заставляла двигаться потрепанный коврик по кругу внутри шатра лишь с помощью легкого направляющего касания.

Волшебный предмет струился по воздуху с грацией облетающей листвы. В конце концов Шахразада легким взмахом руки вернула коврик обратно на пол и вопросительно посмотрела на Ирсу:

– Ну как?

– Милостивые небеса, – выдохнула та, садясь рядом со старшей сестрой. – Это маг из Храма огня тебя научил?

– Муса-эфенди только подарил мне ковер, – отрицательно покачала головой Шахразада. – А также сказал, что я унаследовала способности от баба́. Нужно разыскать храм, чтобы спросить мага… еще много о чем.

– Значит, ты собираешься покинуть нас?

– Да, – кивнула Шахразада. – Как только сумею убедиться в вашей безопасности и придумать способ путешествовать скрытно.

– Может… – Ирса замялась. – Может, когда ты отыщешь Мусу-эфенди, то спросишь и о баба́? Учитывая, что он… – она осеклась, не желая заканчивать мысль, так беспокоившую обеих сестер.

О том, что отец никогда не оправится от последствий обрушившегося на него во время грозы несчастья.

«Что будет с ними, если он умрет? Что будет с ней?»

Ирса обхватила колени руками и упрекнула себя за столь эгоистичные мысли тогда, когда лишения коснулись почти всех. Сейчас не время и не место беспокоиться о собственной судьбе. Особенно пока есть другие, о ком следует беспокоиться. Особенно пока баба́ не очнулся.

Шахразада наклонилась, чтобы убрать коврик, и висящее на шее кольцо выскользнуло из-под одежды. Оно было надежно спрятано от посторонних глаз, однако Ирса не удержалась и спросила:

– Как ты могла простить халифа, Шази? После всего, что он сделал с Шивой. И с остальными девушками?

Сестра замерла, потом одним плавным движением обернулась к Ирсе и осведомилась, взяв ее ладони в свои:

– Ты доверяешь мне, Сверчок?

Сверчок. Она ненавидела это прозвище с самого детства. Оно служило напоминанием о тех временах, когда Ирса была совсем девчонкой с тонкими ножками и скрипучим голосом. Шахразада единственная могла использовать это ужасное слово, не опасаясь немедленного возмездия.

Уже в который раз за последние несколько минут Ирса пытливо взглянула в лицо старшей сестры, стараясь прочитать на нем ответы, что же творилось у той в потаенных уголках души. За прошедшие короткие месяцы, проведенные во дворце, Шахразада изменилась, хотя и осталась такой же красавицей, как раньше. Наверное, посторонние люди и вовсе не заметили бы разницы, но Ирса видела, что сестра слегка осунулась и побледнела. К счастью, она по-прежнему упрямо выпячивала подбородок и задирала нос. Но отказывалась говорить, почему в ее ореховых глазах время от времени мелькали тени.

Вот и сейчас в свете ближайшей лампы взгляд Шахразады таинственно мерцал. Ее радужки постоянно меняли оттенок. Как менялось и ее настроение. В одну секунду сестра могла смеяться и готовить очередную шалость, а в другую – стать абсолютно серьезной и непреклонной, способной сразиться со смертью и победить.