Рождение экзекутора - страница 60

— Что таращишься? Почему ты вообще осталась тут? — Дитсайрс повернул ее к свету, и Рошса неуверенно дотронулась до его руки, проникая сканом.

— Я не кричала… Я испугалась, а она схватила меня за плечо, но я не кричала…

Быстро и сильно в глубину. Она маленькая, беззащитная, оторванная от дома… Да, нет на ней следов крови хашир. Никаких следов нет! Первая брачная ночь, и она боится, не виновата, не виновата! Она так любит! Она надежна, она верна!

Дитсайрс обнял Лардарошсу и прижал к себе.

— Не трясись, все хорошо, малышка… Это ужасно, но ты пойдешь в Цветник, как полагается, и не вздумай болтать… Я знаю, ты умная малышка, да?

— Простите меня, — Крошка привстала на цыпочки, и Дитсайрс поцеловал ее. Рошса обняла мужа, благодарно и со всей радостью, что смогла выкопать и усилить. Она бы осталась с ним, но нельзя. Нельзя!

Во внешнюю дверь почти неслышно постучали.

Дитсайрс решительно распахнул задние двери и вытолкал Крошку к моментально присевшим в поклоне двум хашир.

— Отведите расцветшую битерере Лардарошсу в Цветник.

Служки растерянно подхватили новую жену под локотки и без политесов выскочили в полукруглую боковую камору, где начиналась широкая винтовая лестница. Гуськом поднялись в изогнутый арочным мостиком коридор, спустились по пологим ступенькам в галерею, уставленную раскрашенными статуями, как кукольный музей.

Полумрак, никого и тишина. Безмолвие. Полы застелены коврами. Ноги, обутые в меховые высокие тапочки, скорее полусапожки, ступают неслышно.

Хашир подозрительно молчали. Если они ей сейчас начнут выговаривать, почему она не пошла в Цветник сразу, она их точно покусает. Но обе хашир молча трусили по бокам и даже не пытались болтать ритуальные глупости.

Крошка взяла левую хашир за руку:

— Тут всегда так тихо ночью? И даже музыки нет.

— Конечно, расцветшая битерере Лардарошса. Это же не женские покои! — покосилась в ответ служка.

— А вы так ничего и не слышали, пока ждали?

— А что мы должны были слышать? Вы кричали, распускаясь? Не стеснялись бы. Многие жены кричат. Но вы были тихи, как трава, укрытая росой. А могли бы и кричать, ведь крик — признак пылкой любви.

Крошка убедилась, что хашир ничего не слышали. Зато услышалось нечто иное. Раисса — эта убитая, должна была вынести «соцветие», подтверждающее девственность новой жены! Кусок простыни с первой брачной ночи, который потом станет частью приданого потомка Дитсайрса. Может битерере и не расцвела совсем? Или Дитсайрс совсем захирел и неспособен оживить бутончик?

Тьфу! О какой ерунде думают! Она любого древнего старца может заставить влюбиться! И тоже трагедию выдумали — потомок без тряпки останется! Никаких потомков у неё быть не может. Но простыни нет, подтверждения девственности нет — это плохо. Это нарушение правил. Может вернуться? Взять обоих хашир за руки, оторвать кусок простыни. А там придется взять за руку Дитсайрса. И этих стражных… Перед глазами выплыла беззаботная картинка хоровода, как на детском утреннике, куда ее привел Генри много лет назад. «Встаньте, дети, встаньте в круг, Джи нам всем надежный друг…» Общая молитва вокруг статуи Бога, а Генри её не пустил. Хотя она единственная, чью молитву Джи услышал бы на самом деле. А там всё в кровище. Поди пойми, где её две капли и где следы от фонтана хашир. Крошка представила, как она отрывает уголок от кровавой простыни, скинув на пол мертвое тело. Нет. Труп уже куда-нибудь убрали. Этот прихвостень и убрал. Возвращаться нельзя. Всех за руки не удержишь. А вдруг Дитсайрс передумает и отошлет её этому людоеду? Вряд ли, ужин у прихвостня на сегодня есть. Крошка нервно хихикнула. Держащая её под руку хашир непонимающе взглянула и заторопилась вперед — отворить двери.

Одинокий ночной стражник вскочил с низкого диванчика, встал и одеревенел, отставив алебарду в напряжённой руке. Толстая зеленая кисть на витом шнуре несерьёзно моталась вокруг древка.

Опять густые сладкие ароматы и приглушённая музыка каких-то дуделок. Маленькие пуфики, низенькие столики. Полумрак и неожиданная прохлада.

За тяжелыми драпировками загибался полумесяцем высокий коридор, освященный маленькими ночниками. По внутренней дуге уходил за поворот ряд дверей, напротив них — полузадернутые занавесями арки, украшенных головами и символами богинь. За каждой аркой — спальный закуток битерере.