Рождение Клеста - страница 18
«А наших ребят бою на мечах так и не научили…»
Я видел, как падали солдаты, пронзённые насквозь копьями, вытаскивать которые смысла не имело: наконечник на обратном ходу застрянет, и время потеряешь — скорее хватай меч и руби направо-налево, — потом, после боя, будешь со своим копьём разбираться, или чужое возьмёшь. Видел, какие страшные раны оставляют удары мечом по голове, как летят брызги серых мозгов наземь. И начинал сам звереть, мутиться рассудком.
Нихельцы начали отступать. И тоже правильным образом: сначала развернулась самая дальняя от нас шеренга, потом предпоследняя и т. д. Нам бы, дуракам, понять, что они изначально атаковали нас малыми силами, без шансов на победу, а это неспроста: коварные враги просто провоцировали нас. Но нет, не поняли: понеслись приказы «Вперёд!», и мы, воодушевлённые, бросились побеждать. В одно мгновенье все наши ряды смешались в кучу: каждый хотел непременно сам лично догнать кого-нибудь и всадить копьё в спину на половину длины, и чтобы вражьи потроха вытряхнуть на землю. И мне хотелось того же, как будто пьяный стал от упоения первым успехом. Ведь мы же стояли совсем недалеко от первых рядов, а никого так и не достали…
Внезапно нихельцы остановились и быстро развернулись к нам лицом. В мгновенье ока сложилась стена щитов, ощетинившаяся копьями. Мы с разбегу наткнулись на эту преграду, и наши крики захлебнулись кровью. Наверное, мы смяли бы эту защиту, но тут слева послышались панические крики: из ближайшего лесочка вырвался отряд нихельской конницы и сходу врубился в наш левый фланг.
Заорали командиры, требуя выстроить «ежа», когда пешие шеренги упирают пятки копий в землю, а острия направляют на атакующих коней. Кто-то честно пытался выполнить приказ, но сплошной линии никак не получалось. Более того: на этих солдат натыкались безумные бегущие и опрокидывали их навзничь — получалась свалка среди своих же! Геройских одиночек безнаказанно рубили сбоку, а они стояли беспомощные, как свечки, с бесполезно выставленными вперёд копьями.
Падали пронзённые кони, оглашая поле диким ржанием, перекатываясь с боку на бок и взбрыкивая ногами, калеча перед смертью и своих, и чужих. Кто-то из наших, совершенно обезумев, сел на грудь поверженному всаднику и бил, и бил его кулаком по голове… Другой так же остервенело рубил пронзённого копьём врага, ничего не замечая, пока не получил удар по затылку мечом.
Шпыняя было не видно и не слышно.
— Малёк! Ермин! — заорал я. — Малёк! Ермин!
Мои крики звучали жалким писком в общей какафонии боя: треск ломающихся копий, ржание лошадей, предсмертные крики, отчаянные команды, звон жадной до крови стали, удары в тело.
— Я здесь! — прохрипел нашедшийся Малёк и встал плечом к плечу.
Никаких тебе ухмылочек: безумные глаза, капли пота, стекающие грязными ручейками с запылённого лица.
— Тут я…
А это уже Ермин прижался ко мне спиной.
Нихельская пехота до нас не доставала и стояла неподвижно. А вот их кавалерия быстро продвигалась вглубь нашего полка… Наконец произошло неизбежное: наша пехота побежала, сломя голову, бросая оружие.
Эх, не маршал я по натуре, не маршал! Чтобы гаркнуть зычным голосом: «Слушай мою команду! Делай это и вот это!» Вот вижу: бегут люди, гибнут зря — а поделать ничего не могу. Сейчас нас растопчут: свои и чужие…
— Малёк! Ермин! — крикнул я. — Быстро щиты на спину! Отступаем во-о-о-о-о-н к тому овражку! Понятно?!
Малёк кивнул.
— Ермин, ты слышишь?!
— Ага, понятно…
— Щиты назад! Ермин, не отставай!
Мы забросили щиты за плечи и побежали, стараясь не терять друг друга в неуправляемой толпе. Посыпались вдогонку стрелы: бегущие стали вскрикивать и, заполошно взмахивая руками, падать ничком. Не то, что свой десяток — мы не понимали, с какой сотней смешались. Так и мчались, подгоняемые стрелами, криками и стонами, топотом копыт.
Вот и овражек. В него посыпались десятки людей, давя друг друга насмерть. Мы оказались с краю, так как я умышленно выводил наш малый отряд на самый край людского потока. Друзья бросились было направо, через гущу народа, но я решительно рванул их в другую сторону: