Рождение мыши - страница 17

стр.

* * *

«А, пожалуй, надо бы послушать», — подумал Николай. Теперь для него стало совершенно ясно: папиросы марки «Кэмел», да, пожалуй, и портсигар были паролем. Стало быть, штабарцт приходил по чьему-то заданию, но увидал, что Габбе не тот, и ушел. Пришел и доложил: вместо Габбе сидит какой-то самозванец; тогда те и послали ему это письмо — «убирайся!» Значит, вопрос, кто это — «те»?

Он вытащил конверт, взятый им в лесу у покойного Габбе, распечатал и прочел:

«Генералу Босху (такого генерала Николай не знал; был лет пятьсот тому назад такой художник).

Податель сего — лицо, затребованное вами по отношению за № (номер) от (только одно число — ни года ни месяца).

Подпись (крючок)».

И ни штампа, ни печати — вот и разбирайся!

Надо смываться, понял Николай и вечером сказал Эльзе:

— Эльза, дорогая, мне надо выписаться.

— Надо? — спросила она, очень многое вкладывая в это слово.

— Да! Надо!

Она подумала.

— Хорошо, я поговорю с лечащим врачом.

— И мне нужна квартира, Эльза, в часть я не поеду. — Эльза смотрела на него во все глаза. — Ну, буду сидеть дома — деньги у меня пока есть. Доллары!

— Ну, что ж, — сказала Эльза сухо, — я помещу вас у своих родителей, вот и останутся у вас ваши доллары. Они вам пригодятся.

— Нет, я… — начал Николай.

— Они пригодятся, — сказала Эльза и ушла.

Глава 6

На другой день во время обычного обхода Николай сказал Сулье, что он здоров и хочет выписаться — обстановка больницы действует на него угнетающе. Пока он говорил, профессор рассеянно и сосредоточенно смотрел ему в глаза, а потом слегка вздохнул и покорно сказал:

— Ну, хорошо! Значит, завтра будем говорить, — и ушел в сопровождении ассистентов.

А через час быстро вошла Эльза, на ней не было лица, и она сказала:

— Гитлера убили!

Он вскочил и сжал ее руки. Она быстро села на койку.

— Сейчас передавали по радио. Фюрер выступит с речью…

— Постойте, я что-то ничего не понимаю: раз его убили, то какая же речь?

— Вот! Больше я ничего не знаю, — быстро сказала Эльза. — Тсс! Идут!

Вошла заведующая корпусом — старая дева с длинным желтым лицом и лошадиными зубами.

— Эльза, — крикнула она, — вы мне нужны. Идемте! Господин Габбе, профессор просил вас не уходить из палаты. Возможно, он зайдет к вам!

— Как фюрер? — спросил Николай.

— Фюрер, благодарение Богу, жив и здоров, — ровно и строго ответила старая дева, — английские наймиты опять просчитались.

Николай лег опять и потер руки.

— Ну, каша! Ну, заварится теперь каша, — сказал он радостно, — теперь только держись! И кто же все это сделал?

— Вы говорите так, как будто это вас радует! — строго, но бесстрастно обрезала старая дева. — Лежите спокойно, — она подошла и отворила окно. — И кто это опять курит у вас в палате?! Все, что нужно знать, будет по радио. — И ушла вместе с Эльзой.

* * *

В шепоте, в покачивании головами (что они хотят — господи, что ж они такое хотят?) и слухах прошло четыре дня. Заговорщиков поймали почти всех, начали работать специальная следственная комиссия и так называемые «народные суды». Уже вешали. Не за шею вешали, а натыкали на заостренный фигурно выгнутый крючок, так что человек, как кусок мяса, висел на челюсти и истекал кровью. Английское радио сообщало, что взрывом был убит двойник Гитлера Борк, но полно, может, это не Борк, а сам Гитлер убит, а Борк живехонек и командует сейчас империей? Чего ж они хотят? Боже мой, чего они такого хотят? — кровь и кровь, и уж пять лет одна только кровь, как она потекла с четырнадцатого года, так и не видно ей конца. Недаром говорили умные люди: придет время — и живые будут завидовать мертвым. Вот так и выходит.

На пятый день перед самым отбоем профессор позвал Николая к себе. Николай пришел и увидел, что на столе полно окурков и кучек пепла — стоят грязные стаканы и розетки, видно, было собрание. В синем чаду горит лампа в зеленом абажуре. Профессор — постаревший, очень усталый Гаршин — заложив руки в карманы, мягко ходит по коврам, а на тумбочке лежит кипа историй болезни и черные рентгеновские пленки.

— Вы из Лейпцига? — спросил Сулье.

— Да, — ответил Николай.

Профессор прошел к столу, сел, отодвинул кипу бумаг и взял перламутровую автоматическую ручку.