Рожденные лихорадкой - страница 12
Ничто не в состоянии пережить ядерный холокост, кроме тараканов.
Это правда. Однажды ему довелось пережить и его. Удар стал для него немногим больше раздражителя. А последовавшая за ним радиация лишь сделала его ещё сильнее.
Он расчленился, отделил один из сегментов своей сущности и поместил его на пол около двери. Ему невыносимо было становиться букашкой, на которую все норовили наступить. Он завидовал тому, как жили ублюдки, которые при любой возможности норовили его раздавить и оскорбить. Долгое время он надеялся, что тот, кому он служил, даст ему то, чего он так жаждал. Он наблюдал с мучительной завистью за высоким бессмертным несегментированным зверем и мечтал, что тот сделает его подобным себе. Как славно это было бы: вроде и человек, а несокрушим как таракан!
Слишком долго жил он в страхе перед единственным оружием, способным его уничтожить. И если не дано ему стать одним из них, по крайней мере хотелось бы, чтобы это оружие снова было спрятано, утеряно, забыто.
Украсть это оружие у того, кто похитил его из древнего тайника, оказалось невозможно. Он целую вечность пытался. Зверь, который претендует на звание короля, не совершает ошибок.
Но теперь объявился тот, кто, как он верит, может оказаться даже более могущественным чем тот, кому он служил.
Он понял, что что-то изменилось, ещё до того, как, минуя двери, пересек порог, протолкнув свое блестящее коричневое тельце, плоское как бумага, сквозь щель, неразличимую для человеческого глаза.
Сам себя презирал за то, что тут же перешел в режим сбора информации, натренированный (хотя сам когда-то был божеством) на то, чтобы следить за глупцами и невеждами.
Это они букашки, а не он.
Эта миссия была только его. И ничья больше. Но его приучали к сбору информации так долго, что он уже делал это инстинктивно. Охваченный приступом ярости, он позабыл о собственном теле на какой-то миг и по невнимательности застрял задней частью туловища в слишком узкой бороздке с зазубренными краями. В гневе он рванулся вперед, жертвуя задними лапками, и отчасти пропихнул, отчасти протащил себя в помещение. Беззвучно и незаметно.
Тот, кого они называли в своих бумажках Папой Тараканом, уселся и, потирая усики, задумался.
Он готовился к своей опасной затее.
Ему уже доводилось двуличничать, стравливая стороны между собой, но это была его наибольшая уловка. Он проинформировал Риодана о том, что камера под аббатством непроницаема.
Он хотел, чтобы пещера и её обитатель исчезли с радара Риодана.
Этот потенциальный союзник, эта возможность принадлежали только ему одному.
Он мягко зашипел, спешно упал на передние лапки и, терпя неудобства, потащил свой хвостовой отросток к цели, остановившись лишь перед клеткой.
Но клетка оказалась пустой. В ней не хватало двух решеток.
— Позади тебя, — отозвался из тени глубокий голос.
Он испугался и неуклюже обернулся, с шипением вращаясь на своей грудине. Мало кто может разглядеть его. Ещё меньше увидеть в нём нечто большее, нежели досадную неприятность.
— Ты бывал здесь прежде, — Темный Принц растянулся на полу, своими широко распахнутыми крыльями он опирался о стену. — И я видел тебя не единожды в Честере, в компании Риодана. Не удивляйся так сильно, малютка, — сказал он, тихо смеясь. — Тут толком ничего не происходит. Разве что крошка каменная обвалится. И изредка паук продефилирует. Конечно же, я замечаю. Ты не фейри. Но ты сознательное существо. Издай этот звук снова, если я прав.
Таракан зашипел.
— Ты служишь Риодану?
Он снова зашипел, на это раз вкладывая всю скопленную за целую вечность ненависть и злость в этот звук. Всё его маленькое тельце содрогнулось от силы этих эмоций. Даже усики задрожали от выброса ярости, и он, потеряв равновесие, свалился на брюшко, барахтаясь.
Крылатый принц рассмеялся.
— Да, да, я разделяю твои сантименты.
Таракан приподнялся на передних лапках, встряхнулся, а затем застучал по полу одной из уцелевших конечностей, ритмично и призывно.
Тараканы посыпались из-под двери, спеша к нему. Они вскарабкивались друг на друга, пока в конце концов не приняли форму приземистого человека.