Рождественский дроу - страница 9
— Ну так что, ты еще не понял? — ехидно пискнул Милорад. — Посмотри на рисунок, дурачок. Как только отыщешь правильный ответ, бусина на твоих ледяных четках засияет, так что поторопись собрать все до полуночи Новогодья!
Вот же остроухая гадина! Я придушил бы его, но руки не дотягивались. А на рисунке стояла девочка. Ну как стояла — висела посреди белого листа, упираясь макушкой в верхний край, да и то, что это девочка, было понятно только по треугольнику-платью. От девочки тянулась длинная линия куда-то вниз. Странная красная линия, которая обрывалась без начала и конца. Наслаждению искусством мешали кричащие друг на друга голоса за стенкой и приторновая новогодняя песенка, фальшиво льющаяся из включенного телевизора.
— Да ты чего вылупился? — проворчал Милорад. — Неужели не ясно что она хочет? Это нравится всем детям.
— Удавку, чтобы избавиться от своей няни?
— Конечно нет! — по выражению лица девочки казалось, что мой ответ не далек от истины, но Милорад как всегда протестовал. — Это же поводок, как ты не понимаешь? Она хочет питомца! Маленького домашнего любимца. Разве дроу не держат никаких зверушек?
В глазах эльфов только это и считалось показателем всякой порядочности, а порядочность и дроу (по их же словам) живут в разных плоскостях нашей многогранной вселенной. Но только эльфы (вот так новость!) опять наврали с три короба и сами же поверили, поэтому Милорад рано начал злорадствовать. Дома у меня тоже были питомцы (и не какие-нибудь безмозглые олени!), поэтому я точно знал, что нужно делать.
Благодаря порталу выполнение очередного желания заняло каких-то полчаса, и это можно было назвать новым рекордом, вот только… Чего ж эта девчонка так разоралась?
Будущий питомец, как ему и положено, смирно сидел на покрывале, перебирал тонкими лапками (всеми сорока) и водил длинными усиками в воздухе. Неужели это не должно вызывать «ми-ми-ми» и все такое прочее? А девчонка зачем-то запрыгнула на стул и визжала во все горло, не иначе как от восторга.
— Это… Это… — голос Милорада был куда тише, почти придушенным, но не более радостным. — Сколопендра?!
— Положим, не совсем… — я не успел разъяснить глупому эльфу, когда на крик влетели родители девчонки. Сами они до сих пор кричали друг на друга так громко, что удивительно, как вообще сумели отвлечься, но замерли оба с разинутыми ртами. Ох и веселье затем началось! Многоножка пустилась наутек по стене, а двое взрослых, забыв недавнюю ссору, пытались достать ее тапками. Бесполезная и уморительная затея, когда целишься в существо, гораздо более быстрое, чем ты сам.
— Папа, папа, она слева! — пищала малявка, путаясь под ногами родителей. — Мам, выше, выше!
В какой-то момент этот крик прекратился и вместо него раздался заливистый смех. Внезапный, сбивающий с толку, как лавина грязных носков из плотно закрытого шкафа.
— Пап, мам, вы же помирились, да? — весело спросила девчонка, все еще хихикая. Сбежавшая многоножка удивленно выглянула из-за шторы, а бусина на моей руке внезапно засеребрилась мягким светом, как будто…
— Кажется, желание выполнено, хотя… хм… странным образом, — пробормотал Милорад задумчиво. — Или… О нет! Ее настоящей заветной мечтой был вовсе не питомец, а избавление от одиночества. Кажется, в этот раз у нас получилось истинное чудо — то, с которым не справится даже магия, только любящее сердце.
***
Я вывалился из портала посреди широкой площади, едва не попав под ноги гогучущей своре молодых людей. Бесшабашные гуляки суетились вокруг елки, как тараканы вокруг грязной кастрюли, и слащавая музыка отравляла слух своими фальшивыми нотами. Почему-то люди полагают, что зимние эльфы просто обязаны всеми фибрами души любить само Новогодье и любые его составляющие, но куда там — праздничная шумиха на нервы действовала похлеще, чем болтовня Милорада. Шуршали яркие обертки купленных в магазинах подарков, звучал смех, и со стороны никто из прохожих не походил на отчаянно нуждающегося в помощи. Почти никто…
Назойливый эльф в этот раз молчал, оставив меня без всяких подсказок среди вялотекущего потока людей. Им словно не хотелось уходить от цветастых огней, раскинувшихся на площади, поэтому торопливая и одновременно грустная женщина выделялась даже на первый взгляд. Она смотрела себе под ноги, стараясь не поскользнуться, и быстро шагала прочь от веселья, ловко лавируя в толпе. Я шел за ней. Большая сумка у нее на плече выделялась рыжим пятном, так что потерять ее из виду мне не грозило, а вскоре она и вовсе свернула в какой-то маленький переулок, где не было никого, и только тревожно помигивал чуть покосившийся фонарь.