Рождество у Шерлока Холмса - страница 51
— А если серьёзно, милые дамы, то пора ехать, — и помогая Анне сесть в машину, придержал её за руку, — вот, никаких отговорок! Надевайте немедленно мои перчатки, совсем пальчики замёрзли.
«Пальчики»… Словечко это потом нежно звенело у Анны в голове и мешало думать.
До Подлипок добрались уже к вечеру, но даже в сумерках размер усадьбы поражал своим размахом.
Кашин выехал им навстречу и увидев, что Анна заинтересовалась его скакуном, пояснил:
— Орловский рысак, восстанавливаем породу.
Анна привыкла, что купцы держались обособленно и одевались, всё больше, по старинке. Владелец же Подлипок был достаточно молод, одет по последней моде и хорош собой. А когда Зайончковский мимоходом процитировал Бодлера, то Кашин подхватил стих и легко перешёл на французский.
Ужинали вкусно и долго, свечи зажгли уже в самом конце, когда Туманова потребовала живого огня и света «не от машин бездушных». Просьбу её Кашин считал дамским капризом, электричеством в усадьбе он очень гордился и палил его нещадно.
— Вот, уступил Владиславу своего знатного механика, Иоганна Штока, он теперь ему декорации для спектакля готовит.
— Да, жаль только девочек, такая нелепая смерть, — красивое лицо Тумановой выглядело искренним и печальным.
— Девочек?
— Ну, да. Погибшие актрисы были сёстрами, а вы не знали? Близняшки.
— К чему это притворство? — Лизавета раскраснелась от выпитого вина, — не очень-то ты любила старшенькую, да и она тебя. Всё хотела твоё место занять, какая уж тут симпатия?! Может это ты её, а?! Я вот слышала, что там отравление было, да — Анхен? Слушайте, перестаньте вы хмуриться, никого не хотела обидеть! Впрочем, извините меня, близняшки эти — ещё те оторвы были. Младшенькая потом всё к Владиславу бегала, роль выпрашивала или деньги, смеялась так мерзко. Я слышала!
— По-моему, тебе достаточно! — Анна перехватила бутылку у Лизы, — кому-то пора баиньки.
Потом ещё пили кофе в зимнем саду, совсем без свечей. Нежно мерцал снег за окнами, где-то вверху проплывали звёзды. И хотя Владислав увёл Лизу спать, вечер был безнадёжно испорчен. Туманова сослалась на головную боль и тоже ушла к себе.
— Любовь Аркадьевна помогает мне с театром, да. Я в этом совсем ничего не понимаю. Угощайтесь пирожными, Любаша их очень любит — имя «Любаша» вырвалось случайно, Кашин досадливо прицокнул языком. И Анна поспешила ему на помощь:
— Очень вкусные эклеры, передайте благодарность вашему повару.
— О, тут всё дело в секретном ингредиенте. Спасибо нашему Владиславу, это он экспериментирует со сладким, все рецепты у моего кулинара — от него. Крем «Франжипань» от самого кардинала Ришелье. Гордимся! С лёгкой ноткой Datura.
— Как вы сказали?! Ангельская труба?!
— Да, вы тоже знаете? — Кашин поднял голову к стеклянному куполу. — Красота какая, и вы совсем не чопорная и не сухарь, зря Зайончковский запугивал. Запретил мне с вами о травах и цветах говорить. Чтоб не прослыть неучем. Это правда, что все мы похожи на растения?
— А? Да, конечно. Вот вы, например, похожи на Heliánthus ánnuus. О нет — не пугайтесь, это Подсолнух. Растение мощное и красивое, оно поклоняется солнцу. Извините меня, я что-то устала за сегодня, пойду тоже лягу.
Ночью всё окончательно и бесповоротно сложилось в голове. Утром Анна встала, как только рассвело и не позавтракав, выехала из усадьбы на станцию. Благо, управляющий быстро снарядил для неё лёгкие сани.
В Москве она, не заходя домой, отправилась в полицейский участок. И после недолгих переговоров Истомин наконец-то был отпущен.
— Я приглашаю вас сегодня на Ёлку, в театр «Летучая мышь»
— Анна Карловна, но я вряд ли смогу, — пытался отнекиваться Капустин, но был жёстко прерван:
— Если хотите поймать преступника, то придёте.
Из полицейского участка Анна поехала домой. Там она написала несколько писем и отправила их с нарочными по адресатам. И только после этого, наконец-то смогла выпить чашку чая и перекусить.
Часть 6. Праздникъ до утра
Елка, устроенная въ кабаре «Летучая мышь» 23 декабря 1909 года, надолго запомнится гостямъ. Въ программѣ вечера былъ «Ревизоръ», исполненный труппой маріонетокъ. Подарки раздавались три часа, и праздникъ завершился къ семи утра.