Роже Мартэн дю Гар - страница 3

Из народной жизни им написаны две комедии. Они не очень сценичны и успеха иметь не могут. «Завещание отца Леле», вдобавок, сначала было написано на диалекте провинции Берри, мало понятном парижанам. Затем сам автор перевел его на народный французский язык, со значительной примесью диалекта{3}. Тенденция пьесы ни в какой мере не «народническая». В очень мрачном виде описан народ и в печатавшейся в «Марианн» «Старой Франции». Мрачность названных произведений Мартэн дю Гара, впрочем, особая. Никаких зверств он не описывает, грязи не размазывает, Зола ничем не напоминает. И вместе с тем, люди из народа в его изображении оставляют у читателя впечатаете полной безнадежности.

В «Старой Франции» священник Верн, проживший с народом всю жизнь, думает: «Наша старая страна больна склерозом. Каждый заботится только о себе, о своей торговле, о своих сбережениях… На веку многих поколений, ежедневная забота об экономии убила в людях все благородные инстинкты. Создалась порода недоверчивая, завистливая, расчетливая, разъеденная жадностью, как язвой. Неужели так было всегда?.. В течение долгих веков эти маленькие люди преклоняли колени в нашей церкви, от которой теперь бегут. Что, однако, влекло их к нам? Любовь? Вера? Духовная потребность, теперь у них атрофированная? Может быть, просто страх: они боялись Бога, боялись и духовенства, по привычке почитали твердо установленный порядок?..» — В той же книге другой старик говорит: «Деньги… Деньги… Прежде всего деньги… Все хотят денег: булочник, контролер, почтальон. Всегда деньги. А хуже всего то, что их ни у кого нет».

Что, если сделать Мартэн дю Гара ответственным и за эти мысли? Ход их, быть может, таков: «Народ» гадок, и «буржуазия» тоже гадка, — уж если выбирать, так идти с народом». — Называть это «неосоциализмом» незачем. Впрочем, это слово ровно ничего не значит.

Как почти у всякого писателя, у Мартэн дю Гара некоторые произведения не идут в счет; отношу сюда и оба юношеских романа. Одной его книги я, к сожалению, достать не мог. Не буду касаться другой, в которой, довольно неожиданным образом, отдана и им почти обязательная ныне дань Фрейду, — вероятно, именно она подала Жаку Копо повод говорить о «тяге к безнравственности и анархии» Мартэн дю Гара, По настоящему идут в счет «Старая Франция», в чисто художественном отношение одно из лучших его произведений, и серия «Семья Тибо», теперь почти законченная (ожидается еще небольшой ее эпилог). Не излагаю, разумеется, содержания этой серии. В ней рассказана история двух французских семейств, — католического и протестантского; как ни странно, во французской литературе это различие обычно не только отмечается, но и подчеркивается, — какой-то забавный пережиток в искусстве не то Нантского эдикта, не то его отмены.

— Над всей художественной литературой нашего времени, — говорит английский критик, — возвышаются три гигантских творения: «Война и мир», «В поисках утраченного времени» и «Улисс». Никакое другое произведение с ними сравниваемо быть не может, и нет теперь сколько-нибудь выдающегося прозаика в мире, который не испытал бы влияния одного из них.

Это, разумеется, преувеличение. Что до Мартэн дю Гара, то о влиянии на него Пруста говорить никак не приходится. С «Улиссом» же он, верно, и знаком не был в ту пору, когда начинал «Семью Тибо»: мировая слава Джойса создалась лишь в последнее десятилетие, а во Францию пришла с опозданием. Другое дело Толстой. В своей стокгольмской речи Мартэн дю Гар назвал себя его учеником и последователем. К сожалению, полный текст речи пока нигде не появился (что тоже не свидетельствует о большом внимании к писателю), и я могу о нем судить только по немногочисленным и довольно коротким отчетам во французских газетах. По-видимому, новый нобелевский лауреат имел в виду Толстого-художника. В самом деле, Толстой-философ и моралист почти ничего не мог бы одобрить из того, что говорят действующие лица Мартэн дю Гара, и «любимые», и тем более нелюбимые.

В художественном отношении, разумеется, автор «Семьи Тибо» кое-чем обязан Толстому. Можно было бы указать страницы и главы, в которых это влияние никаких сомнений вызывать не может (назову для примера честолюбивые мечты Антуана Тибо во втором томе серии). Тем не менее, учеником и последователем Толстого я Мартэн дю Гара не назвал бы. Уж если устанавливать литературную генеалогию этого писателя, то прежде всего пришлось бы вспомнить Бальзака, и отчасти Ром. Роллана.