— Что будет с нами?
Он молчит.
— Что будет с нами? — повторяю громче и настойчивее.
— Отсюда мы не в состоянии вам помочь, — почти шепчет Сивич, но эти слова разрывают слух, словно крик, вопль, смертный приговор.
— Командир, они разговаривают, — вдруг заявляет Чен.
Не понимаю, о ком он говорит, а он, похоже, не понимает, почему у меня такой мрачный вид. Ребята не слышали, не могли слышать разговора с Землей — они занимались проверкой фиксации модуля там, за бортом.
— Кто они?
— Марс, Фобос и Деймос, — вполне серьезно говорит Чен. — Во время спутникового противостояния пропала связь с вами. Тогда же я видел мираж — густую пушистую облачность и лазурное небо. Видел горные хребты, одетые в снежные шапки, и зеленые равнины, размытые голубоватой дымкой. Все это сменило на время красновато-бежевые смерчи марсианской бури. Наверное, это память планеты! А закончилось это с выходом Фобоса вперед. Не зафиксировал на сколько градусов… Это было так реально!..
Словно ошпарился его словами. Началось! Сашка говорил о таком же розовом тумане и мираже-астероиде. Они испытывали эту дрянь? А может, и вправду память? Какая к черту память! Началось!..
Чен бормочет о реактивном шлейфе и еще каком-то движении на Марсе, но все пролетает мимо ушей, все это неважно… Важно другое — мы все умрем.
Чен стал первым. Думаю, он оцарапался, снимая скафандр, или рана на его руке уже была и еще не успела затянуться. Он умер тихо, у пульта. Долго говорил о красивых видениях, потом совсем тихо бормотал по-китайски и вдруг замолк. Куп заметил неладное, когда тело Чена уже дрейфовало под потолком.
После того как я рассказал Купу о разговоре с Сивичем, он словно потух. Впрочем, после смерти Чена мы и так не улыбались.
Капсула приземлилась на атлантическом побережье. Нашли нас быстро.
Мы вернулись, но Купер уже несколько дней рассказывает о страшном землетрясении, о бурлящем потоке и исчезающем высокогорном озере. Он говорит, что видит, как река поворачивает вспять, пробивает себе новый путь, который мы теперь называем Большим каньоном. Он долго не протянет.
* * *
В палате светло и тихо. Сегодня видел Павлушу — он ликует. Настя не расстается с носовым платком. Ничего не говорит, только печально смотрит. Юрий Сергеевич тоже навещал. Похлопал меня по плечу, как когда-то Саня, сказал, чтобы я верил и держался, как он в свое время. А мне нравится смотреть на окутанные розовой дымкой ромашки и слушать брачные крики велоцерапторов — у них начался брачный период.