Розы на снегу - страница 29

Со знаменем дело было так. Пошли на операцию группы Громова и Савельева. Заминировали шоссе противотанковыми минами, устроили засаду.

Тихо в зимнем лесу. Жмет мороз. С глухим шумом обрушится с колючих лап ели тяжелый пласт снега, и опять тишина. В настуженном воздухе слышно далеко. Чу… Долетел откуда-то гул мотора… Минута. Вторая. И вот из-за поворота выкатил грузовик. За ним еще две машины. Замерли партизаны в укрытии, напряженно смотрят на дорогу: сработают ли мины?

Сработали! Взрыв сотрясает землю. А вслед за ним очереди автоматов прошивают вражеские машины. Стремителен партизанский налет. Горят грузовики. И те, кто валяется на дороге, никогда больше не будут топтать русскую землю.

К месту засады приближается колонна машин противника. Партизаны, захватив трофеи, быстро скрываются в лесной чащобе. Среди трофеев один особенно ценный — полковое знамя врага.

— У нас в отряде был радиоприемник. Мы регулярно слушали и записывали сводки Совинформбюро, — вспоминает Яков Ефимович. — И была пишущая машинка, на которой мы размножали сводки. Печатали и свои листовки, а также специальные извещения, сообщающие населению, за что постигла справедливая кара расстрелянных нами изменников Родины.

Лиза Чайкина участвовала в нескольких боевых операциях отряда, но главным для нее стали походы по деревням. Рискованное это было дело. Дороги буквально кишели гитлеровцами и днем и ночью. Каждый подозрительный перелесок или кустарник солдаты поливали свинцом. А стоял ноябрь, чернолесье стало почти прозрачным — укрыться трудно. Но Лиза шла из деревни в деревню, из селения в селение.

Закрыты ставни. Не светится в окошке красный огонек. Но в избе мерцает пламя свечи. У стола сгрудились старики, женщины, подростки. Глаза всех устремлены на девушку. Чайкину здесь знают давно. Знают и верят ей.

В руках у Лизы газета «Правда» с рассказом о параде в столице в честь двадцать четвертой годовщины Великого Октября.

Семнадцать населенных пунктов обошла тогда Лиза. После беседы в Жуковке отправилась на хутор Красное Покатище, где думала переночевать у подруги Марии Купровой. Там ее и схватили гитлеровцы, приведенные предателями отцом и сыном Колосовыми. Это случилось в ночь на 22 ноября 1941 года.

Фашисты привезли Лизу в Пено, где ее опознала пьяница Ирина Круглова.

Нечеловеческие муки вынесла отважная партизанка. Ни слова не сказала своим палачам. И даже когда привели Лизу на расстрел и специально раз, другой, третий стреляли мимо, не дрогнуло ее мужественное сердце. Последними словами «партизанской Чайки» были: «За Родину! За народ!..»

Помрачнел мой собеседник: Болью в сердце отдается и сейчас тот страшный день. Немного помолчав, Яков Ефимович продолжает свой рассказ:

— Горем стала гибель Лизы для отряда. Но, наверное, больше всех переживали тогда Ваня Кудрявцев, Петя Михайлов и другие их товарищи — подростки, пришедшие в отряд незадолго до гибели Чайкиной. Поначалу мы не знали, что с ними и делать. Вернуть домой — а вдруг кто-нибудь проболтается. Взять в отряд — вроде бы маловаты, хватит ли силенок? Но Чайкина настояла, и их оставили в отряде. Главным аргументом Лизы было: «Ведь они — комсомольцы!» И ребята не подвели.

Командование 2-й особой бригады, узнав о казни Чайкиной, организовало показательный суд над теми, кто выдал и опознал секретаря подпольного райкома комсомола. Судили их заочно. На суде присутствовали представители многих деревень. Обвинитель Алексеев свою гневную речь закончил словами:

— Пусть знают все явные и тайные агенты, все прихвостни гитлеровцев: от карающей руки партизан Второй особой их не спасут ни фашистские коменданты, ни бегство, ни различные ухищрения.

В конце судебного разбирательства председатель суда Иванов зачитал приговор: