Розы на снегу - страница 55

стр.

Но офицеры комендатуры быстро установили истину: кто-то в полночь забрался в подбитые советские танки, стоявшие на летном поле бывшего аэродрома, и выстрелил из трех пушек. Начались обыски, но виновников найти не удалось.

Происшествие насторожило коменданта. Была усилена патрульная служба. Гестаповец Вильгельм Шварц поучал сотрудников комендатуры:

— Нужно беспощадно карать жителей за малейшее проявление неуважения к новому порядку. Но одновременно следует отвлекать их от политики. Постарше пусть идут в божий храм. Штаб охранных войск в ближайшие дни направит в наше распоряжение священнослужителя из Риги. А те, кто помоложе, — пусть по воскресным дням танцуют, играют в карты, читают.

Когда это распоряжение разъяснялось местным властям — старшине поселка, начальнику гражданской полиции и их помощникам, один из фашистских прихвостней воскликнул:

— Мудро, очень мудро, господин комендант! Да! Да! Пусть лучше сопляки читают Пушкина, чем лазят по танкам.

— Дурак, — осадил его майор Зингер. — Пушкин читать запрещаю. Он не любил строгий порядок.

В следующий воскресный день на горе Закат играл духовой оркестр, а в киосках почти бесплатно продавались иллюстрированные журналы с картинками о победах германского оружия и газетные листки на русском языке с кощунственным названием «За Родину».

«ЧЕМ СИЛЬНЫ МЫ?..»

Был в Пушкинских Горах еще один человек, которого не меньше, чем Шварца и Зингера, встревожила ночная стрельба из подбитых танков. Виктор Дорофеев сразу догадался, чьих это рук дело. Дорофеев за год до начала войны окончил девять классов средней школы, носившей имя Александра Сергеевича Пушкина. Продолжать учение юноша не смог, работать тоже. Туберкулез тяжелой формы приковал его к постели.

Высокого светловолосого парня с впалыми бледными щеками знали хорошо в поселке. Сердобольные женщины жалели его, товарищи в присутствии Виктора старались о болезнях не говорить. Секретарь школьного комитета комсомола Дорофеев не переносил жалости к себе. Энергичный, всегда полный интересных задумок, веселый, общительный Виктор был заводилой в кругу молодежи.

Болезнь в первые дни войны дала новую вспышку, и Виктор с трудом поднимался с постели. О службе в армии, хотя бы в тыловых частях, он даже мечтать не мог, а горячее сердце комсомольца звало к действию. Особенно тяжело было по вечерам: ни света, ни радио. Мать склонялась над сыном, шептала:

— Потерпи, Витенька, потерпи, милый. Вот намедни обещали мне барсучьего сала принести. Попьешь с медом — полегчает.

— Спасибо, мама. Спасибо, родная, — все буду пить, что скажешь, лишь бы сил набраться. Они мне ох как нужны…

После ночной канонады Дорофеев попросил младшего брата:

— У меня к тебе, Женя, дело есть. Важное. Ты как-то говорил мне, что видел Кошелева, который обычно у нас на школьных вечерах на баяне играл. Верно это?


Виктор Дорофеев.


— Точно, видел, — подтвердил Женька.

— Ну так вот, разыщи во что бы то ни стало его и попроси к нам зайти. Затем найди Лешу Иванова и Малиновского Толю, скажи: брат обижается, — забыли, мол. Пусть завтра под вечер забегут в подкидного сыграть. Ребята они надежные.

Сообразительный Женька радостно блеснул глазами:

— Есть, товарищ секретарь, собрать надежных ребят!

Степан Петрович Кошелев зашел в тот же день. Хотя он был и намного старше Дорофеева, но относился к нему как к равному. Виктор уважал баяниста за дружбу со школьниками, знал, что для некоторых ребят с нелегкой судьбой Степан Петрович был добрым советчиком.

— Зачем звал? — без обиняков спросил Кошелев, входя в комнату к Виктору.

— Соскучился. Сиднем сижу, а ты по белу свету бродишь — авось слышал что-либо правдивое да хорошее.

— А ты угадал, — лукаво улыбнулся гость. — Не так уж и дела наши плохи, как брешут фрицы.

— Откуда знаешь? — насторожился Виктор.

— А со мной Москва нет-нет да и заговорит.

— Так, значит, не сдал?

— Значит, не сдал. Только жердь, что антенну держала, в печке сжег.

— Молодец! Какой ты молодец, Степан Петрович! — Глаза Дорофеева радостно сверкнули. — Теперь дело пойдет.

— Какое такое дело?

— Борьба подпольная с фашистами. Не на жизнь, а на смерть.