Розы от Сталина - страница 18

Но на следующий день ее друг лишь улыбнулся и махнул рукой.

— Знаешь что, Швета? Поехали домой. Довольно с меня этих белых стен и белых халатов, часов посещений и разрешений. Я хочу все время быть с тобой. Лучше прожить на пару дней меньше, но зато с удовольствием. И рядом с тобой! Я и переводом-то тут занимаюсь только ради того, чтобы этот прохиндей Павлов со своей шайкой не прогнал меня: ведь тогда я тебя потеряю. Жизнь здесь не имеет смысла, а еда — вкуса. Я изучил, пока лежал, поваренные книги — других на английском тут не нашлось — и намерен нынче приготовить тебе на обед вкуснейший в мире омлет с сыром. Поехали!

<…>

Вновь настала осень. В саду на даче в Зубалове, где Светлана провела большую часть детства, клены, дубы и буки засияли красным, желтым и оранжевым под косыми лучами холодного осеннего солнца. Браджеш гулял под деревьями, с удовольствием слушая шорох листвы под ногами. Сегодня в гости приехал Тикки Кауль, привез разноцветные приправы и теперь без разбору сыпал их в кастрюлю с цыпленком и овощами.

— Наверное, даже в Москве запах чувствуется, — улыбнулась Берта, главная модница среди Светланиных подруг: на ней были потертые джинсы.

Глядя на друзей вокруг, Светлана мысленно перенеслась во времена детства, когда еще была жива мама, которая устраивала тут обеды для своей большой семьи и для братьев и сестер первой жены Сталина, Екатерины Сванидзе.

Особенно маленькая Светлана любила дядю Александра и тетю Марию, потому что после маминой смерти они больше всех возились с нею… Дядя с тетей никогда не расставались, и Светлана решила, что когда вырастет и выйдет замуж, то все в ее семье будет, как у них. А потом… в 1937-м, когда ей было одиннадцать, на волне массовых репрессий арестовали и дядю с тетей. Светлана узнала об этом от своей воспитательницы и пробовала заступаться за них, но отец только кричал или хлопал дверью. Сына дяди и тети отправили в детдом, не позволив Светлане забрать его к ним, в Кремль. Это стало для нее потрясением, а ведь тогда она еще даже не знала, как обстояло дело с маминой смертью. Потом ей стало известно, что дядю несправедливо обвинили, пытали, выбивая признание в том, чего он не совершал, приговорили к десяти годам лагерей в Ухте за Полярным кругом. Тетя тоже получила десять лет, но ее отправили на другой конец Советского Союза, в Казахстан. В сорок втором шестидесятилетнего дядю Александра расстреляли. Когда тете Марии прочитали дядин приговор и сообщили, что он был приведен в исполнение, с ней случился удар, и вскоре она умерла.

Светлану трясло, она собрала всю свою волю, чтобы вернуться в сегодняшний день, к гостям.

— Вот это я называю — «гастрономический Калашников»! — вдохнула аромат из кастрюли Марина, маленькая хрупкая женщина с прямыми с проседью волосами до плеч.

— К столу! Lunch is ready! — созывала всех Светлана.

— А где вы оставили жену, господин Кауль? — спросила Берта, когда все уселись за стол.

— Моя жена — традиционная индуистка, она из дома-то ни ногой, не то что из Индии, — медленно проговорил Кауль.

Когда гости покончили с едой, Светлана налила всем еще вина.

— Какое самое большое зло на свете? — словно бы невзначай спросил Кауль, счищая салфеткой пятно красного соуса с белой рубашки.

— По-вашему, наверное, традиционный индуизм? — Берта положила себе еще порцию малай-кофта с рисом.

— Гёте сказал, что невежество, — медленно проговорил Браджеш, смакуя вино.

— Я согласна с Гёте. Невежество, необразованность, отсутствие интереса к другим людям — вот величайшее зло, — поддержала мужа Светлана.

— А почему именно невежество и необразованность? — тихо спросила Марина. — Почему не злоба, коварство, зависть, эгоизм, жадность, жестокость?

— Невежество, необразованность и отсутствие интереса к людям — корень всех зол, Марина.

— Но среди нацистов было много образованных людей. — Кауль вопросительно поглядел на Светлану.

— Отсутствие интереса — самое главное зло. Нацистов, даже образованных, их жертвы не интересовали. Хотя они и знали Шопенгауэра, но были невежественны в ином. Как и… — Светлана не договорила.