Розыгрыш с летальным исходом - страница 21
– На развод оставляют?
– Можно и так сказать, – загадочно усмехнулся Понизовский.
– Не радуйся, Янка, – сказал, вздохнув, вредный Семеныч. – Мы там долго не задержимся. У нас другие интересы.
– У меня, представь себе, – тоже. Я спать пошла.
С рассветом мы двинулись на поиски загадочного острова Такутеа. Понизовский взял на себя обязанности лоцмана. Он, действительно, неплохо знал эти острова. И все время, пока мы медленно скользили меж ними, делал свои замечания. Толково и своевременно.
– Так, это Такуму. Видишь, Семеныч, гора с двумя верхушками? С севера обходи, тут по-другому не пройдешь – рифы… Ага, вот он – атолл Матаива. От него уже и Такутеа виден. Держи к весту, а как войдем в створ вот этих атоллов, сразу клади руль на Матаива.
Семеныч послушно выполнял все требуемые маневры, и мы благополучно прошли лабиринтом, образованным крохотными клочками суши, на иных из которых даже деревьев не было – голый камень, запятнанный птичьим пометом.
– Это он? – спросила Яна, вглядываясь в даль синей воды. – Твой Таку-каку?
– Он самый.
– Не велик, однако. Не разбежишься.
Чистой водой мы, прибавив ходу, держали курс на остров. Что-то неприятное при виде его шевельнулось у меня под сердцем. Как сказала бы современная писательница – будто нежеланное дитя. Ножкой стукнуло.
– А это что за фигня? – спросила вдруг Яна, указывая на торчащую из воды скалу странного вида. – Маяк, что ли, местный?
Почти цилиндрическая, метра три в диаметре, она возвышалась над водой каким-то загадочным столбом. Или кривоватой башней.
– А… Это интересно, – пояснил наш лоцман. – Это Камень покаяния.
– И чего он вдруг закаялся? – с недоумением заметила Яна. – За какие грехи?
– Это не он кается, – усмехнулся Серега, – а на нем. Так здесь наказывали в прежнее время за грех прелюбодеяния…
– …В особо опасных размерах, – продолжила тоже с насмешкой Яна. – Чего-то ты несуразное плетешь, мореход. Сам же говорил, что нравы у них здесь свободные. Без всяких семейных уз.
– Ну… В некоторых исключительных случаях. Если, к примеру, кто-то соблазнит одну из жен вождя. Или его малолетнюю родственницу.
– И чего ему будет? – с крайней заинтересованностью, будто она прямо сейчас собиралась соблазнить одну из жен вождя, спросила Яна. – Чем ему этот столб грозит?
– В зависимости от степени вины. Высаживают нарушителя, без воды и пищи, на разный срок. Иногда на месяц, иногда пожизненно. Там только голый камень и лужица в углублении, вода в ней солоноватая.
– Круто, – заключила Яна. – Ты давай, Семеныч, подальше обходи этот Камень… преткновения.
– Покаяния, – с усмешкой поправил Серега.
– А то разница большая, – отмахнулась Яна.
Остров вырастал постепенно, вставал из морской пучины, поднимался как гриб под обильным дождем. Опоясанный белой полосой прибоя, густо заросший пальмами по берегу и кустарником по скалам, он, несмотря на дурные предчувствия, тем не менее радовал глаза, уставшие от однообразия морских просторов. Отсюда, так сказать, в профиль, он казался каким-то гребнистым чудовищем вроде бронтозавра, жадно припавшего крутой мордой к воде и далеко вытянувшего длинный зубчатый хвост.
– Обходи с норда, – скомандовал Понизовский, – здесь через прибой не прорвемся. А на том берегу должен быть вход в лагуну.
Что-то больно много он знает, носитель «неполной и недостоверной информации». Впрочем, знания, как и мастерство, не пропиваются и не забываются.
Мы обогнули морду бронтозавра, и нам открылся песчаный берег, зажатый между линией прибоя и густыми зарослями в глубине острова, где просматривались хижины, крытые широкими и блестящими под солнцем листьями. Слева от них на возвышении, на каменном постаменте глыбилось изваяние какого-то монстра с огромным носом и глубокими провалами глаз, внутри которых вспыхивали порой алые и злобные, как мне показалось, огоньки.
Белоснежный коралловый песок побережья так ярко сверкал под солнцем, что Янка, отобрав темные очки у Понизовского, водрузила их на свой уже чуть облупленный носик.
– Вон они! – сказала Янка, показывая рукой. – Аборигены. Какие они черные.
– Очки-то сними, – посоветовал Семеныч.