Розыск: рассказы - страница 11

Я веду его и лично к нему я не испытываю никакой неприязни, но как к человеку, который пытался от меня скрыться, но у него не получилось, у меня на него уже другой взгляд. Разве невинный человек побежит, находясь среди людей, если его попросили всего-то предъявить документы. Конечно, нет, значит не такой уж он и невинный. По приводу его в спецприемник, я объяснил ему, что не стоит отпираться, а лучше сразу сознаться, если есть какой-то грех на душе. Не тянуть время, рассчитывать все равно не на что, отсюда так просто не выпускают. Да и будь ты, в конце концов, мужиком, умей отвечать за свои поступки.

Вот и парень этот посидел, подумал и решился признаться, что неделю назад он совершил побег из СИЗО (следственного изолятора) крупного сибирского города и пробирается к своим родным на юг. Но, видимо, не судьба, влетел. И такое бывает, и могло быть хуже, но жизнь на этом не закончилась, еще все можно исправить, чего я и тебе желаю. Мной был написан рапорт о его задержании, после чего я отправился на вокзал, а там меня уже хватились: где я, что я. Старшему показал рапорт и объяснил. Все были удивлены, но, в общем-то, довольны, ведь мы работаем вместе в одной группе и делаем одно дело. Через некоторое время из СИЗО, откуда мой побегушник, мне пришла приятная награда: премия двадцать пять рублей, а моему старшему группы Шуру Валерию Семеновичу тоже двадцать пять рублей. Ну, а командиру нашего подразделения Гончарову Ивану Яковлевичу все пятьдесят рублей. Всё справедливо. Вот так я заработал свою первую премию, что же, и это приятно.

На календаре стояло время, как говорят, начало лихих девяностых. Как и во всех структурах общества, в армии произошли не лучшие перемены. Произошел слом старой командной машины армии, а новая еще не была настроена и отлажена как нужно, и всякие перегибы и недочеты порождали массовое нежелание у молодежи служить в армии. Молодые солдаты сознательно не хотели и не могли служить в этом бардаке, когда был разгул «дедовщины» и всяких безобразий в частях.

При первых же трудностях, с которыми сталкивался молодой человек в части, когда папа и мама далеко и поддержать некому, и «старики» (деды) наседают, а ты, непокорный, не сдаешься, и командирам до вас никакого дела, вот тут и рождаются или воинское преступление, или побег из части, то есть дезертирство. А в итоге ты же и будешь виноват, так как не доложил старшему начальнику о неуставных взаимоотношениях со своими сослуживцами. Солдаты, где был беспорядок, покидали часть взводами, чуть ли не ротами и искали защиты у вышестоящего командования, но никак не в своей части, потому что не верили своим командирам, а круговая порука связала всех по рукам. А командование части и скрывало, и утаивало факты неуставных взаимоотношений солдат и командиров, часто повлекших инвалидность и даже гибель молодых солдат.

Самовольное оставление части и эти не боевые потери приняли такой оборот, что матери военнослужащих создали свой союз солдатских матерей, который существовал на протяжении нескольких лет. Матери буквально грудью встали на защиту своих сыновей и разбирались в каждом конкретном случае неуставного поведения военнослужащих. Я сам, будучи уже на пенсии, но работая на вещевом рынке, знавал пару солдат, которых командир «отпускал» заработать денег на рынке, и основной «заработок» этого солдата уходил его командиру на его нужды. И солдат работал на него вроде батрака, а не повышал свой уровень боевой готовности, как положено солдату, не обучался военному делу настоящим образом.

А пока я так же в служебное время — свободное от командировок — дежурил на железнодорожном вокзале. Не проходило и смены, как двух-трех самовольно оставивших часть бойцов я задерживал и сопровождал на воинский вокзал к коменданту, а уж они с патрулем в комендатуру, где и происходили разбирательства: где, что и когда.

Вот и сейчас в летний жаркий день я обхожу свои владения на вокзале и внимательно рассматриваю пассажиров в залах и на платформах. Вот и на первой платформе мое внимание привлекли двое молодых людей, одетых в гражданскую одежду. Но что-то мне подсказывает, что это переодетые военные, а не обычные гражданские парни. Правда, у одного из них, который повыше, в правой руке кассетный магнитофон, наподобие электроники, но это почти ничего не меняет. И короткие прически после армейского карантина не успели отрасти — и это тоже говорит не в их пользу. У другого в руке полный пакет чего-то, возможно, там и находятся доказательства того, что они куда-то пробираются, хотя навряд ли, они должны были это предусмотреть. А тут на их пути я им и повстречался, ну очень-очень любопытный до них, человек.