Рубеж надежности - страница 4
Он хотел сказать: конфликт.
Еще один рассказ, я записал его со слов пожилой колхозницы:
— Так меня обидели с квартирой, сказать не умею! У меня дом — лучше не было в деревне. Бревна — одно к одному. Свекор еще привез из Селижаровского леса. И меня с покойником мужем оставил на старине. На все Иваньково дом! Уж как я ходила за ним! У меня не обоями оклеено — стены налицо, каждое бревнышко обмыто. Что твой белый платок.
И плачет. Скажет слово и плачет.
— Дали нам с Шуриком, сыном, двухкомнатную. Удобства удобные, ничего не скажу. Так ведь и Фирсихе такую же дали, а разве ее дом сравнишь с моим? Заднего колидора у ней не было, пристройки не было — вся деревня подтвердит. Конечно, у нее колодец, так и у меня яблони, смородина, крыжовник… Шурик говорит: «Вы, мама, цепляетесь за собственность». А я ему: «Ты, милый, своего добра не наживал, тебе и не жаль. А у меня на все Иваньково дом!..»
В семье Григория Дмитриевича Буланова, бывшего председателя иваньковского колхоза «Большевик», свой спор. Он уже обо всем договорился, ему и землю отрезали в соседнем селе, осталось только избу перевезти, а сын ни в какую: «Тятя, не поеду с вами! Я здесь девять лет учился, здесь работаю, а вы меня отрывать?» И дочь в слезы: в городе, вишь, культуры больше… Хозяйка слушала мужнин рассказ и сама вздыхала: «Господи, хоть бы годок еще на старом корню. Молодым что? А мы успеем еще, наплатимся за казенное жилье». Тут пришел с работы зять, веселый, шумный парень: «Скорей бы! Надоело в развалюхе. Ничего, весной обещали снести».
А Сергей Мельников — тот самый, который «частицы гоняет», — сказал мне о своей матери, получившей двухкомнатную квартиру:
— Мать трудилась весь свой век. Теперь сидит, делать ей нечего. Чем жить?.. Мы говорим: «Отдохни, мать». А она не приучена. Безработно ей, скучно.
В последний мой приезд от деревни Иваньково осталось девять домов. Огородов, если не ошибаюсь, всего четыре. И три коровы. (К одной из них, по прозвищу «Доченька», хозяйка бегает с проспекта Мира, где она получила квартиру во втором этаже). Во всякую погоду подходил я к деревне, в памяти унес осенний денек. Висели низкие, серые облака, из них сеял тонкий, долгий дождь. Между каменными громадами жались черные, сиротливые, голые избы. «Сраму-то! — жаловались старухи. — Ровно бы на позор оставлены!»
А на улице Курчатова стоял огромный каменный домина, который горожане в шутку называют «Домом колхозника»: в нем уместилось полдеревни. Во всех окнах горел свет: кто-то там готовил уроки, кто-то читал, кто-то слушал музыку… Многоэтажное Иваньково!
КАК-ТО РАЗ вечером Михаил Григорьевич Мещеряков, член-корреспондент Академии наук СССР, работал в Дубне, в своем кабинете. Вбежала дочка: «Папа! Там большая птица!» Во дворе у самого дома бился раненый глухарь. После охотники объяснили, что глухарь, когда его подранят, обязательно летит на то место, где токовал в первый раз… Прилетела птица в глухомань, а там уже город. Одной глухариной жизни не прошло!
А рассказано это к тому, чтобы подчеркнуть: судьба деревни Иваньково — случай особый, редкостный. Истории было угодно дважды поставить ее на главных путях страны. Вначале Электрическая Россия пересекла деревню, затем — Россия Атомная. Не всюду увидишь такое. И все же я рискну поискать в судьбе иваньковцев черты, поучительные для всех.
Деды были крестьяне и сапожники. До затопления даже паровоза не видел ни один из них. На первую стройку они могли прийти разве что землекопами или грабарями. Отцы, работавшие на Большой Волге и на выросших здесь заводах, были уже токарями, железнодорожниками, крановщиками. Сыновья, когда началось строительство синхрофазотрона, были электриками, механиками, монтажниками. Внуки занялись наукой…
И хотя у каждого из них были, по-видимому, какие-то свои, сугубо личные планы, мечты, житейские расчеты, хотя никто не тянул их силком вчера — «в сапожники», сегодня — «в физики», тут действовал некий общий закон, которого они не хотели и не могли преступить. Как сказали бы в старину, судьба их была предопределена. Ту же иваньковскую «цепочку» от дедов к внукам мы можем протянуть совсем по-другому. В старом Иванькове была четырехклассная школа. Когда строилась ГЭС, ребята бегали уже в семилетку. В Дубне, само собой, оканчивают полную среднюю школу. А последние деревенские избы уступят место вузовским корпусам — филиалу Московского университета.