Рубежи - страница 4

Инструктор молча сжал ему руку, потом глухо ответил:

— Знаю!

Астахов видел, как помрачнело лицо инструктора: Николай еще не знал, что двадцатидвухлетнего Михаила Кондика по состоянию здоровья не приняли в летную школу.

— Летать… летать, — совсем тихо, как бы про себя, продолжал инструктор. — Этому посвящают всю жизнь, всю… иначе не стоит тратить ни времени, ни нервов. В этом жизнь…

Через несколько дней, поздно вечером, сидя уже в вагоне поезда, Астахов вспомнил печальное лицо инструктора, провожавшего их на вокзал. Теперь он знал, почему оно было таким. И ему стало жаль летчика, лишенного главного для него в жизни. Он чувствовал, что Кондик совсем авиацию бросить не в силах. А что же делать? Всю жизнь на планерах? Обидно стало, что не удалось еще раз поговорить с Кондиком по душам. Так и расстались.

Колеса стучат где-то совсем рядом. За окном проплывают огни, и кажется, что они низко-низко летят над землей… Иногда сноп красновато-золотистых искр от паровоза проносится в хвост поезда. В вагоне тишина. Товарищи спят, и только Виктор уткнулся в окно и задумчиво смотрит в темноту. Как примет их большой город? Аэроклуб?

— Почему не спишь?

Витя вздрогнул, тяжело вздохнул.

— Не хочу.

— Что тебя тревожит? О чем думаешь?

— О Михаиле Петровиче — инструкторе… Тяжело ему было провожать нас… вот так… с больным сердцем.

Астахов удивленно посмотрел на озабоченное лицо Корнеева. Значит, и ему известно. Откуда бы? А между тем, Витя узнал об этом, доверив Кондику «совершенно секретно» свою «страшную» тайну, которую можно было раскрыть только такому влюбленному в авиацию человеку, как Михаил Петрович. Тайна эта состояла в том, что Виктору было только шестнадцать лет. Прочитав объявление о наборе в планерную школу, куда принимали с семнадцатилетнего возраста, Витя попросту решил схитрить. Он убедил врача, что потерял метрики и что, хотя он не совсем вышел ростом, но на самом деле ему уже полных семнадцать. Врачебная справка была получена, и двери планерной школы раскрылись. С тех пор, в десятом классе, где он учился, Виктор казался всем не только взрослым, но и бывалым человеком, но зато курсанты добродушно подшучивали над его девичьими глазами, над нежным пушком на щеках и невысоким ростом.

Школа… Теперь все это позади. Поезд везет его в будущее, в большую, настоящую и трудную жизнь. Поезд везет его вместе с товарищами, и все они — будущие летчики, будущие хозяева безбрежных просторов.

Помимо отделений пилотов, техников, парашютистов, в областном аэроклубе была создана группа курсантов, из которых готовили инструкторов-летчиков спортивной авиации. Астахов и с ним трое его друзей — Михеев, Куракин и Корнеев, — пройдя придирчивую медкомиссию, оказались в числе курсантов этой группы. Через два дня после прибытия в аэроклуб, наголо остриженные, в новом обмундировании, они устраивались в общежитии. Окна выходили на широкую шумную улицу; издалека доносились звуки оркестра: где-то танцевала молодежь. Настроение у курсантов было приподнятое. Большие окна красивых зданий на противоположной стороне улицы горели пламенем, отражая яркий закат солнца. Мягкие тени наползали на улицу. Надвигались сумерки.

Астахов поглядел вверх, в путаницу едва колышущихся листьев, через которую просвечивало далекое, потемневшее небо, и неожиданно подумал: «Нет больше родного города, нет школы, нет оркестра… Все ушло в прошлое. Но ведь он и хотел этого. Вот этих коек, этого общежития, вот такого коллектива молодых, здоровых, как он сам, ребят и — летать. Почему же тоска на сердце? Почему так хочется на улицу, к незнакомым людям?

В памяти далекая таежная Могоча, отец, последний день перед отъездом… Они с отцом скользят на широких лыжах по рыхлому снегу. Тишина. Громадные белые лапы могучих елей висят над головой. Все в глубоком сне, и кажется, нет ничего живого… Но это только кажется. Николай знает: жизнь кругом, настороженная, цепкая, деятельная. Скрипнула ветка под чьей-то лапой, и звук разнесся далеко вокруг. Вот белка бросила обгрызенную острыми зубами шишку; цепляясь за ветки, шишки падают в снег. Отец тихонько стучит топором по дереву… пушистый комочек мелькнул перед глазами и замер, на миг прижавшись к стволу. Николай успевает увидеть острую мордочку с быстрыми глазами. Выстрел, как взрыв, волнами разносится по чаще, и зверек, падая, зарывается в снег. Снова тишина… Думы Николая о другом. Он готовится к тяжелому разговору с отцом. Уже неделю гостит тетка в тайге и уговаривает отца отпустить сына «в мир», в большой город, где живет сама. Николай шагает рядом с отцом. Вышли на дорогу, заскрипел снег под лыжами.