Рубин Карашэхра - страница 32
– Второй раз не проиграю.
– Если Хул узнает, что я прятала тебя, она разрушит мой замок, убьет меня и моих людей.
– Я сам могу убить тебя, – спокойно сказал Буллфер. Виктория печально улыбнулась:
– Как дешево вы цените человеческую жизнь. Что ж, убей, если это доставит тебе удовольствие.
Булф взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
– Помоги мне, и я сделаю тебя королевой.
На ресницах Виктории заблестели слезы, она прерывисто вздохнула и прошептала:
– Простите, Хозяин.
Буллфер шумно задышал, пальцы его сжались в кулак, я невольно втянул голову в плечи, чувствуя, что еще немного и он сорвется. Виктория закрыла глаза, губы ее задрожали, но она не склонила головы, даже не пытаясь заслониться от ожидаемого удара. И Буллфер опустил кулак не на белокурую головку «предательницы», он треснул по хрупкой вазе, стоящей на столике рядом. Мелкие осколки со звоном посыпались на пол. Виктория не пошевелилась. Зато дверь в спальню распахнулась, и в нее стремительно вошел парень лет двадцати, светловолосый, светлоглазый, в темно-зеленой охотничьей куртке и высоких сапогах. Конечно, за пределами комнаты ничего не было слышно, поэтому он продолжал что-то легкомысленно насвистывать, помахивая левой рукой, ладонь которой была забинтована. Этот легкомысленный свист оборвался, едва парень увидел Хозяина.
– Буллфер! – сказал он, как будто не удивившись, и опустил взгляд на Викторию.
– Ричард! – воскликнула та, вскочила и бросилась к вошедшему, словно могла найти в объятиях брата защиту от гнева демона.
– Хозяин просит у нас убежища на две недели, – прошептала она.
Машинально проводя забинтованной ладонью по золотым кудрям сестры, Ричард вежливо улыбнулся Буллферу, хотя глаза его стали тревожными и настороженными.
– Мы будем рады, если вы станете нашим гостем, – сказал он все с той же неизменной вежливостью.
Виктория встрепенулась и отстранилась от него.
– Нет! Ричард, мы не можем этого сделать!
– Сестра, это наш долг.
– Подумай, что будет с нами! Если мы оставим их здесь… Я уже отказала ему.
– Виктория!
– Ричард, прошу тебя! – Она схватила брата за руку, и из широко распахнутых глаз хлынули слезы. – Подумай о нас! Подумай обо мне.
На лице Ричарда появилось выражение мучительной тоски, но он повторил:
– Мое приглашение остается в силе.
Тогда Виктория бросилась к Булфу:
– Мой брат не может отказать тебе, Буллфер. Он слишком благороден и честен. Наверное, я тоже могла бы смириться… если бы погибла только я. Но этот выбор может обернуться смертью для всех людей в наших владениях. Поэтому я прошу тебя – уходи. Не губи нас. В этом нет смысла…
Буллфер оттолкнул ее, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза ладонью. Несколько мгновений он сидел так, молча, не шевелясь, потом поднялся и пошел к выходу. Я поспешил следом за ним. У самой двери он остановился, снял перстень с пальца и, не глядя, швырнул его на пол. Золотая безделушка покатилась по ковру под ноги поникшей Виктории.
Глава восьмая,
в которой Энджи требует справедливости, но это не вызывает одобрения у присутствующих
Высокие башни замка давно скрылись из вида, а Буллфер все шагал и шагал, не обращая внимания на дождь, ветер и тревожные вопросы Энджи. Он забыл сменить образ, забыл, что может перенестись на нужное расстояние одним усилием воли, и просто шел, сам не зная куда. Мрачный, задумчивый… одинокий.
На краю поля он остановился, посмотрел назад, туда, откуда бежал, и сказал тихо, каким-то чужим голосом:
– Да, было бы проще, если бы я умер.
– Нет! – крикнул Энджи своим тонким мальчишеским голосом. – Нет! Слышишь, нет! Это несправедливо! Подло!
Он топнул ногой и бросился бежать, разбрызгивая грязь. Мы с Буллфером догнали его уже на вершине холма. Ползая по земле на коленях, острым обломком ветки ангелок рисовал пентаграмму. Я едва не спросил, не повредился ли он в уме от огорчения, но Буллфер, взглянув на меня, отрицательно покачал головой.
Энджи дорисовал последнюю линию, отбросил ветку, поднялся и шагнул в круг. Ветер тут же набросился на него и принялся трепать его волосы, воротник куртки, бросать в лицо ледяные капли дождя. Но ангелок не замечал этого. Он шептал что-то едва слышно, а потом крикнул пронзительно и тоскливо, протягивая руки к кому-то неведомому.