Ручьи весенние - страница 6
Любовь к природе свойственна людям труда. Молодые целинники, впервые попавшие на Алтай, радостно воспринимают величие и красоту природы, видят, как щедра она на богатые дары, если человек разумно ее преобразует. И они не жалеют сил, чтобы на пустовавшей сибирской земле заколосилась золотая пшеница.
Роман «Ручьи весенние» получил признание читателей и выдержал несколько изданий. Произведение социалистического реализма, роман правдиво отображает нашу современность, прославляет великий трудовой подвиг советских людей на целине, подвиг, который будет жить в веках.
Более тридцати лет тому назад, когда Ефим Николаевич только еще начинал свой писательский путь, журнал «Сибирские огни» по поводу его рассказа «В белках», изданного отдельной книгой, писал: «Автор этой книги начинает свой писательский путь… Дебют следует признать удачным… У автора есть многое для органического художественного роста — глубокое знание Алтая, сильный язык, жадность к жизни, а главное — любовь к ней».
В опенке дарования молодого писателя, в надежде на его творческий рост не произошло ошибки. В романах «Горные орлы», и «Ручьи весенние» Е. Н. Пермитин предстал перед читателем как большой советский художник, сумевший верно отразить борьбу и труд советских людей во имя лучшей жизни на земле.
Часть первая
Глава первая
— А я говорю, мама, что ты не вправе удерживать меня. Это нечестно. Именно, нечестно!..
— Андрю-ю-шенька! — истерически вскрикнула Ольга Иннокентьевна и припала головой к столу.
Побагровевший генерал встал так стремительно, что кресло откатилось к стене. Не глядя ни на бледного от волнения сына, ни на плачущую жену, он прошел в кабинет и с шумом захлопнул за собой дверь.
Мать тотчас же выпрямилась, и Андрей увидел залитое слезами милое ее лицо. Косясь на дверь кабинета, Ольга Иннокентьевна, укоризненно качая головой, негромко сказала:
— Довел…
— Неправда, мама! Не я, а ты своими слезами… Я убежден, отец поймет…
— Андрюшенька, — мать заговорила возбужденным полушепотом, — ведь это же не обязательно… не тебя касается… Умоляю, голубчик!.. — она схватила сына за руку.
Андрей высвободил руку:
— Мама, ты знаешь, я не терплю нежностей!..
— Грубиян!
— Но не подлец, не увёртыш!
Андрей тяжело переживал этот неприятный разговор, но и не мог уступить. Теперь он почувствовал, что сопротивление матери сломлено и что борется она лишь из свойственного ей упрямства.
— Мама, этот призыв я воспринимаю как призыв на фронт!.. Да, да, пожалуйста, не качай головой. Как и папа, не люблю громких, надутых фраз, но я именно так воспринимаю…
— А ты подумал о Неточке?.. — Задав этот вопрос, она выжидательно замолчала, утирая платком распухшие, покрасневшие глаза.
— Хорош был бы папа, — умышленно громко заговорил Андрей, не отвечая на вопрос матери, — если б он стал увертываться от фронта!..
В эту минуту отец снова вошел в столовую. Невысокий, широкий, с коротко остриженной черной головой и черными усами, он был уже спокоен. На мужицки красном, типично сибирском, скуластом лице его скользила добродушная улыбка. Все это Андрей схватил с одного взгляда.
«На выручку!.. Ко мне на выручку спешит!» — радостно подумал он.
— Ну, насчет фронта, это ты, сын, перехватил, но…
Андрей точно с горы бросился. Не отрывая глаз от отца, он заговорил с жаром:
— Папа, ты меня хорошо знаешь: как и ты, если я сказал «еду», значит, еду и точка!..
— Значит, сказал и точка? — отец улыбнулся, любуясь так незаметно выросшим и уже возмужавшим своим сыном, в котором он не без гордости ощущал родовое «корневское нутро».
— Точка, батя! — улавливая шутливо мирное настроение отца, подтвердил сын.
— Ну и хорошо, иди прохолонись. Кажется, пора уже и Неточку встретить, а мы тут с матерью потолкуем, — многозначительно закончил отец все с той же, как казалось Андрею, гордой за его упорство, улыбкой.
Андрей облегченно вздохнул и поспешно вышел.
…До условленной встречи с Неточкой «под часами», на углу Никитской, куда она обычно приходила, возвращаясь из студии с репетиции, было еще полчаса.
Андрей снял фуражку с разгоряченной головы.
Надвигался сентябрьский московский вечер.