Рука Оберона - страница 11
– Вот как? В любом случае, контакт развился до грани достаточной твердости и близости, чтобы он сумел ударить его кинжалом. Он, вероятно, даже сумел достичь минимального ментального сцепления и удерживать его на месте, пока он истекал кровью. Малыш, вероятно, не имел большого опыта обращения с Картами.
– Может быть «да», а может быть «нет», – промолвил я. – Льювилла и Мойра могли рассказать бы нам, много ли он знал о Картах, но я клоню к тому, что есть возможность, что контакт был прерван до наступления смерти. Если он унаследовал твою способность к регенерации, то мог и выжить.
– Мог?! Мне не нужны догадки! Мне необходим точный ответ!
Я мысленно взвесил все обстоятельства. Я считал, что знал нечто, чего не знал он, но, впрочем, мой источник был не самым лучшим, Я также хотел промолчать о такой возможности, потому что не имел шанса обсудить ее с Бенедиктом. С другой стороны, Мартин был сыном Рэндома, а я хотел отвлечь его внимание от Бранда.
– Рэндом, у меня, может, что-то есть, – произнес я.
– Что?
– Прямо после того, как Бранда пырнули ножом, когда мы вместе болтали в гостиной, помнишь, разговор обратился к теме Мартина?
– Да, но ничего нового не всплыло.
– У меня было в то время, что добавить, но я воздержался из-за присутствия всех остальных, а также потому, что хотел обсудить это наедине с заинтересованной стороной.
– С кем?
– С Бенедиктом.
– С Бенедиктом? Какое он имеет отношение к Мартину?
– Не знаю. Вот почему я хотел хранить молчание, пока все не выясню. Да, и притом мой источник информации довольно сомнительный.
– Продолжай.
– Дара… Бенедикт становится злым, как черт, когда бы я ни упомянул ее имя, но пока что многое из того, что она мне рассказывала, оказалось верным – вроде путешествия Джулиана и Жерара по Черной Дороге, их ранения, их пребывания в Авалоне. Бенедикт признал, что все это было.
– Что же она сказала о Мартине?
В самом деле, как передать это, не показав на Бранда?
Дара сказала, что Бранд на протяжении многих лет не раз навещал Бенедикта в Авалоне. Различие по времени между Эмбером и Авалоном было таким, что теперь, когда я думал об этом, казалось невероятным, что визиты эти выпадали на период, когда Бранд столь активно собирал сведения о Мартине. А я-то гадал, что его продолжало притягивать туда, поскольку они с Бенедиктом никогда особенно не дружили.
– Только то, что у Бенедикта гостил визитер по имени Мартин, который, по ее мнению, был из Эмбера, – соврал я.
– Тогда?
– Некоторое время назад. Я не уверен.
– Почему ты не рассказал мне этого раньше?
– Это действительно не очень-то много и, кроме того, ты, казалось, никогда особенно не интересовался Мартином.
Рэндом перевел взгляд на грифона, согнувшегося и булькавшего справа от меня, а затем кивнул.
– Теперь интересуюсь, – бросил он, – Все меняется. Если он еще жив, я хотел бы увидеть его. Если же нет…
– Ладно, – произнес я. – Самый лучший способ для обоих вариантов – это начать вычислять способ попасть домой. Я считаю, что мы увидели то, что нам полагалось увидеть.
– Я об этом не думал, – откликнулся он, – и мне пришло в голову, что мы, вероятно, могли бы воспользоваться Лабиринтом, попросту направиться в центр и перенестись обратно.
– Пройти по темному участку?
– А почему бы и нет? Ганелон попробовал это сделать, и с ним все в порядке.
– Минутку, – перебил Ганелон. – Я не говорил, что это было легко, и я убежден, что вы не сможете провести по этому пути лошадь.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался я.
– Помнишь то место, где мы пересекли Черную Дорогу, когда бежали из Авалона?
– Конечно.
– Ну, ощущение, испытанное мною, когда я возвращал Карту и кинжал, было похоже на охватившее нас в то время расстройство. Это было одной из причин, почему я так быстро бежал. Я за то, чтобы сперва попробовать Карты, по теории, что эта точка совпадает с Эмбером.
Я согласно кивнул:
– Ладно. Мы вполне можем попробовать выбраться, по возможности, наиболее легким способом. Давайте, соберем вначале коней.
Мы сделали это, узнав по ходу дела длину цепи грифона.
Он вытянул ее, примерно на тридцать метров от входа в пещеру и сразу же принялся жалобно блеять. Это нисколько не облегчило нам умиротворение лошадей, но это же вызвало одну странную мысль, которую я решил держать при себе.