Рука Оберона - страница 4

стр.

Хоботок медленно поднялся до определенной точки, но на небольшое расстояние – наверное, в рост человека – над Лабиринтом. Затем он втянулся вверх столь же быстро, как и опустился.

Вой прекратился, рев начал стихать. Миниатюрные молнии в кругу поблекли.

Вся фигура начала бледнеть и замедлять движение. Миг спустя она была лишь кусочком тьмы, еще миг – и она исчезла.

Насколько я мог видеть, нигде не осталось никаких следов Яго.

– Не спрашивай меня, – сказал я, когда Рэндом повернулся ко мне. – Я тоже ничего не знаю.

Он кивнул, а затем обратил свое внимание к нашему пурпурному спутнику, который как раз забряцал цепью.

– А что вот насчет этого, Чарли? – спросил он, играя шпагой.

– У меня возникло такое чувство, что он пытался защитить нас, – произнес я, сделав шаг вперед. – Прикрой меня, я хочу кое-что попробовать.

– Ты уверен, что сможешь двигаться достаточно быстро? – осведомился он. – С этим боком…

– Не беспокойся, – бросил я чуть веселей, чем было необходимо.

Я продолжал идти. Он был прав насчет моего левого бока, где рана от охотничьего ножа все еще тупо побаливала и, кажется, замедляла мои движения. Но Грейсвандир по-прежнему был у меня в правой руке, и это был один из тех случаев, когда мое доверие своим инстинктам превышало все прочее. Я полагался в прошлом на это ощущение, и с хорошим результатом. Бывают времена, когда такой риск кажется просто необходимым.

Рэндом переместился вперед и направо.

Я повернулся боком и протянул левую руку так же, как протянули бы вы, знакомясь с чужой собакой. Наш геральдический спутник выпрямился и повернулся.

Он снова оказался с нами лицом к лицу и изучал Ганелона слева от меня. Затем он рассмотрел мою руку. Он опустил голову и повторил клевательное движение, очень тихо каркнул – слабый булькающий звук – поднял голову и медленно вытянул ее вперед. Он вильнул своим огромным хвостом, коснулся клювом моих пальцев, а затем повторил представление. Я осторожно положил ладонь ему на голову. Виляние усилилось, голова оставалась неподвижной. Я мягко почесал ему шею, и тогда он медленно повернул голову, словно наслаждаясь этим. Я убрал руку и отступил на шаг.

– По-моему, мы – друзья, – тихо прошептал я. – Теперь попробуй ты, Рэндом.

– Шутишь?

– Я уверен, что опасности нет. Попробуй.

– А что ты сделаешь, если окажется, что ты не прав?

– Извинюсь.

– Великолепно!

Он подошел и подал руку. Зверь остался дружелюбным.

– Ладно, – промолвил Рэндом, спустя некоторое время. Он все еще гладил ему шею. – И что же мы доказали?

– Что он сторожевой пес.

– Что же он сторожит?

– Очевидно, Лабиринт.

– Тогда, на первый взгляд, – заметил, отходя, Рэндом, – я бы сказал, что его работа оставляет желать лучшего.

Он показал на темный участок.

– Что вполне понятно, если он также дружелюбен со всеми, кто не ест овес и не ржет.

– Я полагаю, что он очень разборчив. Возможно также, что он был поставлен здесь для того или после того, как были нанесены повреждения, для защиты от дальнейших подобных действий.

– И кто же его поставил?

– Сам хотел бы знать. Явно кто-то из наших.

– Ты можешь получше испытать свою теорию, позволив Ганелону приблизиться к нему.

Ганелон не шевельнулся.

– У вас может быть семейный запах, – проговорил, наконец, он, – и он благоволит только эмберитам. Так что, спасибо, я воздержусь от этого действия.

– Ладно, это не так уж важно, твои догадки пока верны. как ты толкуешь эти события?

– Из двух фракций, боровшихся за трон, – заметил он, – та, что состояла из Бранда, Фионы и Блейза, как ты говорил, лучше знает природу сил, действующих вокруг Эмбера. Бранд не сообщил тебе деталей – если ты не опустил каких-нибудь происшествий, о которых он мог рассказать, – но, по моим догадкам, именно это повреждение Лабиринта и представляет собой средство, благодаря которому их союзники получили доступ в наши владения. Один или несколько их и причинили эти повреждения, обеспечившие темный путь. Если этот сторожевой пес откликается на фамильный запах или какое-то другое средство опознания, каким обладаете все вы, то он действительно мог быть здесь все время и не счел подобающим выступить против вредителей.