Румбо - страница 3
Наверное, опять галлюцинации от переутомления.
Он замешкался и допустил непоправимую оплошность: дал детям окружить себя. Они взяли его за руки и повели показывать пианино.
Пианино было странным: маленьким, размером с журнальный стол.
С удивлением профессор раскрыл крышку и обнаружил неокрашенные деревянные клавиши.
Они были такие чудные…
Не удержавшись, он решил вспомнить юность и сыграть из Шуберта, но вместо аккордов из-под клавиш вылетел собачий лай!
Злобный собачий лай.
Это лаяли «дети».
И, тотчас превратившись в трёх сияющих гибкой металлической плотью оскаленных псов, они набросились на профессора.
Они не хотели убивать его: решили просто позабавиться.
С тяжёлой лучевой контузией, перекушенной ногой и без левого глаза — таким нашёл его Кастрюля.
Они ухаживали за профессором как могли, но через 3 дня он умер.
В память о профессоре позволим себе цитату из его труда «Жизнь как осознанный поиск Гармонии»:
Чувство недовольства судьбой руководило мной ещё в годы сдачи кандидатской. Я был самолюбив, во многом отчаян. Часто разуму предпочитал невидимое щупальце плоти, позволял себе абсурдные шалости, чем был интересен коллегам.
Одной из таких коллег была молодая женщина, Елена П-ва.
Елена возбуждала во мне крайне непривычное чувство: мне хотелось надругаться над ней (несмотря на то, что женщин я, как правило, обожал и пленил искренней лаской и обходительностью). Да, мне хотелось взять её за лицо и спросить:
— Ну чё, пойдём?
И, не дожидаясь ответа, толкнуть её на топчан, срывая одежду, схватить за тощие ляжки, замереть на миг — и воткнуться одубевшей головкой в хлюпающее от течки устье. И грубо, грубо так ебать её, и проебать в нескольких позициях, или хотя бы в двух, а потом вынуть — когда она уже вся раскоряченная такая лежит, — вынуть и вонзить залупу в губы… тут я обрываю сам себя: остановись, что за тривиальную похабщину ты несёшь!.. И я проходил мимо Лены, отпуская порой в её адрес многозначительные шуточки, которые ласкали, но всякий раз соскальзывали не цепляя.
И вот однажды я встретил её в коридоре, где лаборатория: Лена шла на обед.
Увидела меня — улыбнулась (улыбалась она, влажно заголяя десну).
— Приятного аппетита! — говорит мне.
Я щерюсь в ответ, хочу сказать нечто приятное, и даже с намёком, но у меня ком в горле, и мысли как-то стопорятся.
Ненавидя себя за это, захожу в лабораторию и машинально смотрю на рабочее место Елены.
Она только что вышла, так что кресло ещё тёплое. Я прикасаюсь к сиденью лицом и вдыхаю запах. Неожиданно понимаю, что крепко эрегирован. Мой взгляд падает на её туфли. Она только что сняла их: переобула сапоги, потому что идёт обедать в пиццерию через квартал. Интересно, с кем?
Наверняка ведь у неё есть парень, и, возможно, не один. Наверняка он азартно ебёт её, прислонив к кирпичной стене гаража.
И, вероятно, даже в жопу.
И потом кончает: обильно, так что там всё хлюпает и вытекает, как пена из кастрюли с убежавшим супом.
А я тут, стою возле её рабочего стола в лаборатории и пялюсь на туфли.
Я беру эти туфли в руки — они ещё тёплые, я чувствую пряный аромат, струящийся из их разношенного нутра.
Я расстёгиваю ширинку, достаю член и мастурбирую.
Член стоит колом, и буквально после нескольких десятков движений я чувствую первые толчки накатывающегося блаженства.
Я пытаюсь замедлиться, но не могу: спазмы сотрясают промежность, напоминающий рыдание вскрик слетает с губ.
И в этот самый момент дверь открывается, и в лабораторию заходит студент с лопатой.
Он останавливается, смотрит на меня, затем улыбается, подмигивает.
Он узнаёт меня.
Через час об этом заговорит весь институт.
Этого нельзя допустить.
Что я могу сделать?
Вырвать у него из рук лопату и ебануть его по башке?
Допустим, а куда девать труп?
Можно вот что: упаковать его в полиэтилен (на стеллаже у окна лежит рулон), а потом вынести через пожарный выход, положить в багажник машины, отвезти подальше за город и бросить на обочине шоссе.
Его, вполне вероятно, найдут не сразу (надо место выбрать, где ров вдоль трассы поглубже. Или в кусты. Но в кустах скорее найдут: в кусты все ходят по нужде — вот и обнаружат).