Румянцевский сквер - страница 48

стр.

— Та, — выдохнул старик.

— Ты за сеном приехал? Набери сена и езжай к себе на хутор. И молчи! Молчи! Если донесешь немцам, то…

Он навел на него ствол автомата.

— Я путу молчать! — высоким голосом выкрикнул возница. — Путу молчать!

Длинными руками сгреб охапку сена и медленно пошел из сарая. Малков последовал за ним, выглянул из ворот, ожидая, что дед вернется еще за сеном. Но тот с неожиданной прытью вскочил в сани, дернул за вожжи и, щелкая языком, погнал лошадь к хутору.

Малкову это не понравилось. Черт его знает, что выкинет подозрительный дед. Похоже, что он, Малков, свалял дурака. Надо было задержать старика, оставить до вечера в сарае. А теперь…

Решение быстро созрело в его контуженой голове.

— Онуфриев, Найдук! — позвал он, оборотясь. — За мной! Бежим к хутору!

Думал ли он, что удастся добежать незамеченными?

На возницу с лошадью немцы, занятые своим делом, не обратили внимания. Но троих бегущих за санями заметили. Колчанов видел из снежного окопа у ворот сарая: там, на опушке, немцы, побросав лопаты, закричали что-то, засвистели. Темно-зеленые фигуры быстрым шагом направились к хутору, где скрылись бегущие. Семь, восемь… десять, одиннадцать, считал Колчанов. Целое отделение…

До хутора немцы не дошли. С нижнего этажа дома (верх был разрушен) ударили автоматные очереди. С полчаса длилась перестрелка, потом все смолкло там. Кажется, немцы отползали назад, к своим позициям. Одно из орудий, высунув ствол из сугроба, открыло огонь. Вспышки, вспышки, резкие удары, грохот разрывов. Хутор заволокло бурым дымом, дым пробивали всплески огня, немцы садили снаряд за снарядом. И вот уже дом пылал, что-то там рушилось… дым застил полнеба…

Молча смотрели десантники, как горел хутор. Зачем, ну зачем он побежал туда? — думал Колчанов, нервно потирая заросшую щеку. Предотвратить возможный донос старика? Но он же понимал, что фрицы увидят… Вот же контуженая голова…

Ранние сумерки быстро гасили серый свет дня.

— Сержант, — раздался голос Цыпина, — надо пойти к хутору. Посмотреть, само… Может, их не побило…

— Знаю, — сказал Колчанов. — Когда стемнеет, пойдем посмотрим.

Но он, конечно, понимал, что мало, ничтожно мало шансов, что те уцелели. Он напряженно всматривался. Немцы опять пошли к горящим развалинам дома… обходят его кругом… вот остановились, закурили… невнятно доносились голоса… один из них указал рукой на сарай…

Дом догорал — багровая рваная рана на темно-сером теле наступающей ночи.

Немцы, докурив, потянулись по заснеженной поляне к северной опушке. Но трое направились к сараю.

Колчанов, полуобернувшись к своим, бросил отрывисто:

— Что будем делать?

— Пострелять к… матери, — просипел Цыпин. — И в лес.

— А неходячих что — бросить тут?

Поскрипывал снег под сапогами приближающихся немцев. Уже нет времени на раздумье.

— Все в сарай, — решил Колчанов. — Зарываемся в сено. Может, не увидят. Если обнаружат, сразу открываем огонь. Но — коротко!

Призраки скользнули в сарай. Тяжелых закидали сеном. Сами зарылись. А скрип снега под ногами все ближе. Вот — оборвался. В приотворенных воротах возникла темная фигура. Десантники затаили дыхание. Хоть бы раненые не застонали. Немцы, должно быть, вглядывались в черную глубь сарая. Перекинулись несколькими фразами. Потом чиркнули спичками и пошли прочь, голоса удалялись.

Потянуло дымом. Промерзшее у ворот сено дымило, дымило — и выбросило красный острый язык огня.

— Быстро на выход! — сказал Колчанов.

Вдвоем с Кузьминым они потащили к воротам Соколова. Второго неходячего несли Цыпин и Ваня Деев. Двоих умерших пришлось оставить — уже не было времени, сено горело жарко, и уже занимались косяки у ворот. Обжигало лица, руки. У Колчанова загорелся распахнутый край полушубка. Проскочив в горящие ворота, он упал в снег, катался, сбивая огонь.

Побежали, таща неходячих, заходя за сарай, заслоняясь им от немецких позиций. Но те трое, что подожгли сарай, отошли недалеко. Они увидели бегущих, заорали, застрочили из автоматов. Десантники упали в снег. Колчанов, вырвав чеку, швырнул гранату. Рвануло там, стук автоматов оборвался. Не мешкая, опять побежали, но, выйдя из-за горящего сарая, оказались освещенными пожаром на белой целине поляны. В лес не уйти. Оставалось только — бежать к погребу, в сторону догорающего хутора.