Румянцевский сквер - страница 54
Пришли в Ленинград, стали под разгрузку. Тут и комиссия на борт пожаловала, а во главе — сам предсудмедперсонала. Хищений в аптечке не нашли, но нервы Масловскому потрепали изрядно. «Капитан заявляет, что с вами не сработался. Я обязан это учесть», — сказал председатель медперсонала. И предложил Масловскому перейти на другое судно. Но Владислав решил уйти из плавсостава: спасибо, нахлебался досыта, не хочу больше зависеть от капризов бешеного капитана — и общий привет.
Нина одобрила его решение: черт с ними, японскими и сингапурскими шмотками, лучше, чтобы муж был дома, а не мотался месяцами в океанах. «Я и лицо твое не успела запомнить, — смеялась она. — А усатого тебя и вовсе не узнала…»
Несколько лет Владислав Масловский работал в поликлинике пароходства, и это было здорово: вместе с Ниной ездили на работу, вместе возвращались домой. Однажды к нему на медосмотр заявился Квашук. Загорелый, атлетически сложенный, предстал перед Владиславом, заулыбался: «Привет, доктор!» Масловский спросил, почему его давно не видно, не слышно. «А вы тот рейс помните? Меня же Борзенков обвинил, что я в рейсе развратничал. Я его вызвал на дуэль». — «Как — на дуэль?» — удивился Масловский. «На рапирах. Я в школьные годы ходил в кружок, фехтовал. А нет — так кулачный бой. Но Борзенков не принял. Написал бумагу в кадры, и мне закрыли визу». — «Вот ты какой… дуэлянт… А дальше что — пошел в бичи?» — «Бичевал недолго. Плавал по Неве на буксире. А Тоня в загранку ходила, так что — ничего…» — «Какая Тоня? — еще пуще удивился Масловский. — Та самая буфетчица с „Сызрани“?» — «Ну да». — «Так ты на ней женился?» — «Уже развелись мы. Она с сыном улетела в Холмск. Один штурманец с Сахалинского пароходства взял ее к себе». — «Постой… Так она от тебя родила сына?»
«Ну, доктор! — сказал Квашук, хитро прищурив глаза. — Все вам расскажи…»
Квашуку снова открыли визу, он начал ходить в загранку, но спустя года полтора что-то случилось, и опять по женской части. На стоянке в Сингапуре, в огромной пестрой круговерти «малай-базара», он отбился от тройки и несколько часов отсутствовал. Уже капитан с первым помощником решили обратиться в полицию, как вдруг Квашук заявился, как ни в чем не бывало поднялся на борт. И одно только удалось выяснить — что застрял он в квартале, где днем и ночью горят красные фонари. Само собой, от такого ходока пароходство поспешило избавиться. Какие могут быть в рейсе половые сношения с падшими женщинами? В лучшем случае приваришь это самое на конец, в худшем — попадешься на крючок к спецслужбам, коими кишат иностранные порты.
К мореплаванию Квашук с той поры вкус потерял напрочь. Какое-то время перебивался с хлеба на квас, а потом, с легкой руки молодой жены, дочери известного в Питере уфолога, увлекся «летающими тарелками». Сам Квашук, верно, инопланетян не встречал ни разу, но тех, кому посчастливилось с ними общаться, он фотографировал (втайне удивляясь, почему у всех контактеров одинаково напряженные обиженные лица) и записывал их рассказы на диктофон. Случайная встреча с Масловским опять повернула своенравную судьбу Квашука: он принял предложение доктора, пошел работать в «Ладью» барменом.
— Данилыч, — сказал Масловский, — тут рэкетиры грозились прийти, так ты постой сегодня у дверей, присматривайся к гостям.
— За вышибалу, значит? — Квашук, дурашливо вздев руки, поиграл мускулами. — Добавочки к окладу надо бы, доктор. За вредность.
— Прокурор добавит, — отшутился Владислав.
На кухне Богачев и Виктория Викентьевна «развели пары» — там шипело и скворчало на сковородах и в кастрюлях, томилось в духовке, и плыл дух сытной жизни. В пять вечера открыли кафе. Первые посетители были сплошь командировочные, проголодавшиеся от многочасовой беготни по учреждениям, в коих с ними обошлись неласково. Рассаживались за столиками по двое, по трое, закуривали сигареты «Стюардесса», с недоверием выслушивали Лёнину рекомендацию заказать фирменное блюдо — мясной пирог. Лёня, в белой курточке, быстро передвигался с раскрытым блокнотом от столика к столику.
Владислав за стойкой бара отпускал вино и коньяк, но прижимистый командировочный люд заказывал алкоголь неохотно, а некоторые и вовсе не брали, откупоривали бутылки, принесенные с собой. Не полагалось так в «Ладье», а что поделаешь? Все же не времена Стейница на дворе, когда все вокруг было устойчиво и приходили в кафе приличные люди в сюртуках, часами играли в шахматы, неспешно пили арманьяк или что там еще.