Русь потусторонняя - страница 18
— Что ты видишь? — спросил Даганд.
— Урыкту, вас, людей.
— Ты видишь ауры?
— Вижу…
— Среди них есть темные духи?
— Нет, — чуть подумав, ответил Павел, сворачивая сканирующую сеть. — Вся деревня светла.
— А теперь скажи мне, почему это так? Потому что в Урыкту пришел великий воин Павел Ткачев и сокрушил всех Темных? Сжег все темные сущности и подарил Урыкте свет?
— Нет… При чем здесь я?
— Вот именно, что ни при чем! Ни ты, ни твой Орден — никто из вас не сделал этого. Урыкта светла потому, что здесь живу я. Ты только что почувствовал это место. Вспомни свои ощущения, когда ты заглядывал за изнанку других городов или просто зданий? Когда ты искал кого-нибудь в оживленном торговом центре или метро? Ты испытывал что-либо подобное? Вспомни!
Павел прокручивал в голове моменты, когда он раскидывал сеть в больших городах. Лондон — серый туман с вкраплениями белых пятен, Нью-Йоркская подземка — черный деготь, Токио — серость, ровная серость, Москва… Москва ассоциировалась с рваным лоскутным одеялом из черных и белых квадратов. Урыкта… Урыкта была бела, словно молоко.
— Нет… — признал Павел, — Ничего подобного я не видел.
Даганд хмыкнул и двинулся вперед, в лес. Стемнело окончательно, и Павел не понимал, как старик находит дорогу среди гигантских стволов сосен и высоких трав. И только спустя несколько минут ходьбы понял, что это не Даганд выбирает дорогу — это дорога появляется там, где хочет пройти Даганд. Травы расступались перед ним, корни деревьев прятались под землю, чтобы он не споткнулся о них, и даже стволы могучих деревьев отклонялись в сторону, чтобы не мешать старику…
— Я не сражался с Темными, никого не убивал… — продолжал дед. — Хотя нет, иногда все же приходилось, но это бывало очень редко. Я просто жил здесь и творил добро, стремился показать этим людям, что свет лучше тьмы. И у меня получилось! Тебя удивило, что Андрей, подвозя тебя, не взял денег? Да, удивило, ведь в Москве ты такого не встретишь. В больших городах царит корысть! От того, что ты убьешь сотню Темных, их не станет на сотню меньше. Их станет меньше на десяток, потому что остальные возродятся в других людях, в которых пустит свои корни зло и насилие. Ваш путь, путь Иерархии, хорош для всего мира, кроме России. Здесь — другой мир, здесь — третий Рим! Ты никогда не задумывался, почему отделения Ордена есть во всех странах, кроме России?
— Наверное, у Ордена не хватает средств для того, чтобы охватить такую большую страну?
— Нет. Все потому, что самые сильные воины, приезжая сюда, теряли свою силу. Потому, что лучшие из Светлых, столкнувшись с коллективной волей русских городов, теряли себя, обращаясь в Темных. Кто, ты думаешь, Георгий? Я знал его, он был одним из тех, кто приходил ко мне тогда…. Иерархия отправила его в Россию, чтобы создать здесь несколько отделений Ордена, и он, рассредоточив своих людей по городам, сам отправился в Москву. И Москва поглотила его! Сделала Темным! Оттуда вся его мощь — от того, что он познал и сторону света и сторону тьмы. Он научился понимать Россию, и понял, что понять ее может только Темный.
— Это действительно так?
— Нет! — вскричал Даганд. — Россия светла, просто ей нужно напомнить об этом. Целая страна блуждает во тьме, а вы пытаетесь искоренить тьму, отрезая от нее крохотные кусочки! В России равновесие нарушено давно… И чтобы понять ее, не нужно быть Темным — нужно просто быть ее сыном, быть русским. Всех остальных ее сила обратит в свою веру…
Даганд остановился.
Оглядевшись, Павел понял, что старик вывел его на широкую поляну, ограниченную высоченными кедрами… Очередной тест? Или это уже урок?
— Но меня-то Москва не сделала Темным, — заметил Павел и тут же понял, о чем пытался сказать ему Даганд. — Потому, что я русский?
— Именно так, — торжествующе воскликнул дед, и Павлу показалось, что глаза его мерцают в темноте изумрудной зеленью.
— А Григорий? Кем он был?
— Он родом из Америки… Как и всякий американец, он считал, что любую проблему можно решить силой. Во всем мире это может быть путем света, но в России — это путь тьмы!
Старик замолчал, и Павел тоже не спешил нарушать тишину, прерываемую лишь криком совы, да стрекотом каких-то насекомых. Наконец, Даганд заговорил вновь.