Русь Заповедная - страница 51

Но, падая, Смерть хваталась за кусты, травы, ветки, а за что схватится, то и посохнет. Схватилась она и за бессмертники да и начала рвать их с корнями. Бог сказал им расти крепче, чтобы она их вырвать не могла, а цветы выросли вокруг лежащей Смерти только настолько, что закрыли её наполовину, и Бог не мог ударить Смерть так, чтобы она перестала двигаться! Тогда Он сказал: “Ну, так будьте же без жизни и без смерти!” И цветы остались такими навсегда. А сажают их на могилки, чтобы объявить усопшим, что “Смерти нет! Она убита Богом!” Но так как Смерть ещё не перестала двигаться и ещё людей умерщвляет, то цветы напоминают усопшим о жизни, а живым о Смерти»! Действительно, пришлось наблюдать позже — крестьяне держать бессмертники в доме не любили. Это были могильные цветы. К ним было отношение почти религиозное. Сорвав несколько таких цветов, я пришёл домой с кладбища, куда собирались весной дети для игры, и хотел цветы ставить в воду, но прислуга, заметив их, отобрала и бросила в огонь. Делая это, она сказала, что «кидает их в Яму». Из предыдущего объяснения Трембочки видно, что яма в её словах не то могила, не то некий персонаж. Принимая во внимание все предыдущие данные, можно почти с уверенностью сказать, что Яма — ведический персонаж и что в Анновке в легендах сохранилось даже его имя.

В Анновке говорили, как Иван Филиппович Бас, так и Дед Канунник, «что когда Лето пойдёт на Осень, в конце августа, в начале сентября при полнолунии бывает, что бегает “скаженный великан” (безумный) и забегает в хату, где никогда молитвы не творят, воды домовому не ставят и Рода не славят на Новый год, и потому этот великан забегает, чтобы трясти людей! И если лежать неподвижно и ни слова не говорить, великан уходит, недовольно бурча что-то. Он слепой. Бог его сделал таким, и не дай Бог, если бы он видел: “тогда бы всех передушил!”» На расспросы Бас объяснял, что «великан этот не только слепой, но глухой» и «ощупи не чувствует», за что схватился — за дерево ли, за железо либо камень — для него всё равно, ибо «определить на ощупь ничего не может, услышать не может, увидеть ещё меньше». Позже мне пришлось услышать рассказ о том, как старуха Петриха была жертвой великана. «Был вечер, и мы ложились с дочкой спать. Мне всё не хотелось ложиться, точно предчувствие давило. Дочка и говорит: “Мамо, пора ложиться! Уже поздно”. Легли, я потихоньку молитву читаю, потому нехорошо на душе, не знаю, что будет. Слышу, как бы бегает по улице кто-то и собаки за ним, лают, как взбесились. Бежит что-то, ногами топает, слышу, и вдруг как рванёт за двери, так петелька и сорвалась. Вскочил в хату, страшный такой, при луне видно: морда дикая, волосы копной во все стороны торчат, а в руке у него нож большой и с лезвия кровь течёт. Увидала я, к дочке жмусь, молитвы шепчу, а он меня хвать за горло и давай душить! Обомлела я вся, лежу, не двигаясь, мысленно молитву читаю, а он меня — раз! раз! — давит за горло и нож занёс над глазами... “Господи, молюсь, помоги мне, беззащитной! Хоть бы мужик в доме был, а то одна я и сиротка со мной. Прости, Господи, грехи мои!” Молюсь за это, а он всё за горло жмёт, а потом бросил и стал, думает, а потом вдруг замычал что-то страшное и вон из хаты кинулся! Зажгла я тут свет да так, молясь, всю ночь до Зари и просидела...»

Здесь ясно виден образ Зла, нападающего на беззащитную женщину. Под великаном, вероятно, надо подразумевать всё зло, которое борет Индра, и Заря — начало Утра, когда приходит Солнце. Под видом тьмы, лунного света, но полумрака, населённого злыми тенями тьмы, или же Ямы, можно разуметь символически всё, что является Злом, и нужен приход Добра и Света, чтобы эти тени Ямы прогнать. Таким образом, и в этом случае мы имеем, несмотря на словесное выражение, ту же ведическую легенду, как и в древние времена.

Юрьевские крестьяне верили в существование ведьм, но ни разу никто не называл имени какой-либо из них. Однажды я спросил у «старых людей», есть ли на свете ведьмы? Ответ был такой: «Ведьмы, конечно, на свете есть, но у нас их либо нет, либо если есть, то никто не знает, где они живут и как их прозывают». На второй вопрос, не было ли когда явлений, вызванных ведьмами, ответили: «Известно, что есть такие бабы, обычно молодицы (женщины среднего возраста, в 30—40 лет), которые если захотят, так могут и человека погубить! Вон, старый Панько, знаешь? Ну, так он же сдурел в молодости, да так и остался на всю жизнь дурной (глупый). А ведьму он повстречал, выходя из шинка, где загулял с одним чумаком. Идёт это он один при лунном свете, а перед ним вдруг плетень через всю дорогу объявился! Не было плетня, а вдруг — плетень! Ну, занёс он ногу, чтобы перелезть, а плетень вдруг как поедет вбок. Панько заорал носом в пыль («заорать» — начать пахать), собрался, поднялся, а плетня нет как нет! Чистенькая дорога тебе и больше ничего. Ну, думает: “Это я с перепою... Померещилось, видно”. Идёт дальше, и вдруг перед ним стоит большущая свинья и хрюкает. Обошёл он её было с боку, а свинья забежала и опять перед ним на дороге. Остановился Панько, подумал: “Что такое? Как будто ни у кого таких гулящих свиней, чтоб посреди ночи шатались на улице, нет... Что ж это за свинья?” А она ему: “Что ж это за свинья?” — человеческим голосом похрюкивает. Испугался тут Панько, даже шапку уронил на дорогу, нагнулся, хочет найти, а свинья как разбежится да ка-а-ак двинет ему под ноги, так Панько снова носом в пыль и заорал! Встаёт он, шапку в пыли сгрёб, так с пылью и на голову надел, крестится, трясётся и давай ходу! Бежит, а за ним как будто целая губерния бежит! Топот, свист, улюлюканье! Давай он “Живый в помощи Вышнего” читать. Сильный псалом! Нечистую силу отгоняет. Да не тут-то было: всё равно гонятся за ним, табором целым, и уж не одна свинья, а разные, кто их знает, во тьме не разберёшь, твари бегут, кричат. Панько вздумал было бежать до церкви, чтоб сторожей разбудить да чтоб спасли его. А преследователи вперёд забегают, от церкви отгоняют, в степь направляют. Бежал он, кричит: “Караул! Помогите, кто в Бога верует!” Ну, повыбегали тут из хат мужики, кто в чём был и кричат Паньку: “Чего ты? Что с тобой?” А он: “Гонятся!” — “Да кто же гонится?” — “Они...” и побежал дальше. Смотрят люди: очумел человек, за ним