Русалка Отборная в пряном посоле [СИ] - страница 33

— Че так орать-то, я чуть не оглох! — охрипшим голосом заядлого табакокурильщика заявил дракон.

Я немного смутилась.

— А мы это… Того. Сделку хотели заключить. Ну и про девушку еще заодно спросить, которую Вы похитили.

Драконья голова в окне шумно фыркнула, выпустив пару колечек дыма. Потрясающее создание! Сам себе сигареты, сам себе пепельница! Мне кажется, или дым был даже с запахом ментола?

— Какая сделка?! Я те че, народный рынок, чтобы сделки заключать?! Ща как схарчу! Ты, кстати, того… Рыба или мясо?

Я заметно занервничала, отплыв подальше от окна. Авось застрянет, конечно, но мало ли какие у него способности?

— Да не рыба я, и не мясо! Девушка я, да!

Дракон захохотал.

— Девушка! Это пррррекррррасно! Прррросто замечательно! — раскатисто сообщил он. — Мне как раз одной для коллекции не хватает.

Тут уже Посейдону пришлось вмешаться.

— Полегче, рептилия. Нам от тебя нужна всего лишь твоя чешуйка. Что потребуешь взамен?

— Взамен? Ммммм… А что вы можете мне предложить?

Что я могла предложить дракону?

— Все! — честно ответила я, а ящер захохотал, да так, что в бассейне задрожали стены.

— А не боишься? Экая дерзкая. Прям, баба-огонь! Мне такая очень нужна!

Хорошо, когда чувствуешь себя кому-то нужной! Вот прямо тепло на сердце становится, радостно! Только не в этом случае…

— Ээээ… А кроме этого есть какие-нибудь еще предложения?

— Неа… Может, подумаешь? Ко мне тут в гости друган должен заглянуть на днях. У нас с ним вечный спор, кто лучше бабу похитит… Коллекциями, так сказать, хвастаемся. Вот ты бы мне очень помогла… Такой у него точно нет!

Я расхохоталась и показала многозначительную фигу морде в окошке.

— Нет и еще раз нет!

Дракон разочарованно вздохнул, выпуская новую партию ментоловых дымных колец.

— Жаль… А на три дня? До прихода друга? А? Заодно про девушку похищенную узнаешь… — решил пойти на наглый шантаж дракон.

Я задумалась. Посмотрела на Дона. Тот тоже явно над чем-то размышлял.

— Письменная расписка о том, что не причинишь Даздраперме вреда и отпустишь через три дня, — потребовал Морской Владыка. — Взамен дашь чешуйку и отпустишь украденную тобой девушку.

Дракон усмехнулся.

— Больно высока цена…

— Тогда не видать тебе русалочки!

Я просто обалдевала! Меня продавали, словно осла на рынке! И это они считали абсолютно нормальным…

— Давай скидку назначай, Повелитель Скумбрий! — потребовал дракон.

А Посейдон покраснел. Явно задели его самолюбие, да. Он же у нас такой весь грозный и бесстрашный. Просто роковой мужчина.

— Какую тебе еще скидку? Хочешь, чтобы вместо одной девушки я попросил тебя вернуть половину?!

— Четверть! — усмехнулся дракон.

Послышались шаги, а затем довольно веселый свист.

— Оооо, я, кажется, пропустил самое интересное! — Альберт Безумный с интересом поглядывал на меня, облезающе-плешивую, и на драконью морду, весьма колоритно выставляющуюся в окошко.

Посейдон хмыкнул и приподнял смоляную бровь.

— Зачем пожаловал, Наследник?

— Соскучился по своей русалочке! — нагло заявил этот хам.

— Когда это она стала твоей? Что-то не припомню Вашей свадьбы… Потом, это я ее привел в этот мир… — ответил Посейдон.

Альберт Безумный уже хотел было что-то с апломбом ответить, но его прервал сухим ментоловым покашливанием дракон. Воздух в бассейне наполнился едким дымом, начиная мне напоминать школьный туалет, в пору моей, так сказать, юности.

— Вообще-то, я тут уже договорчик составил, что арендую данную особь у Посейдона на четыре дня. По истечении срока с меня одна чешуйка с моего хвоста, та, что под крылом, все равно отваливается, ну и разговор с той самой прекрасной девой, похищенной мной ранее.

Альберт Безумный удивленно уставился на дракона. Какое-то время молчаливо его созерцал, хлопая пушистыми ресницами. Когда его минутка молчания закончилась, Наследник разразился в бурном эмоциональном монологе.

— Это ж Огнедышащий маньяк! Он же гнусный убийца, пожиратель сердец невинных девушек! И Вы ему собираетесь отдать русалочку? Это бедное беззащитное создание на растерзание чудовищу?!

Посейдон молчал, с усмешкой глядя за разворачивающейся истерикой.

— Она такая чистая, такая нежная, такая добрая!