Русальная ночь - страница 11

Пока Валера шёл, Дениса уже лениво послали в задницу, не вняв его вежливой просьбе покинуть опасное для здоровья место.

— Нах иди. Всегда тут купались, бля.

— Но позвольте…

Денис смутился, он привык решать вопросы тихо и предпочитал не вступать в длительные препирательства. Для разговоров всегда был Валера. Конечно тот не мог его бросить в такую трудную минуту.

Валера налетел на отдыхавших как вихрь, представился сотрудником Рыбнадзора и обвинил в незаконном вылове краснокнижной рыбы.

— Какая бля, рыба? — возмутились мужики, но Валера мигом продемонстрировал им Белугу, которая ещё минуту назад была обычным берёзовым бревном приготовленным на растопку.

— А ещё у нее кольцо золотое, видите! — кричал он и показывал пальцем. — Всё, господа, вы попали! Эту рыбку наш президент лично в Байкал выпускал! Получите ещё и за терроризм!

С отдыхавших мигом слетел не только хмель, но и всякая спесь. Женщины завыли, дети заревели догадываясь, что не скоро они смогут увидеть своих родителей.

— Командир, может договоримся? — взмолился видимо самый богатый из всей компании.

Валерий помялся для приличия, а потом величественно разрешил вернуть «золотую рыбку обратно в синее море», так чтобы она могла самостоятельно вернуться в Байкал. Денис, который обычно всегда пресекал старые привычки своего напарника вымогать деньги, в этот раз тактично промолчал и повеселевшие мужики столкнули бревно в речку. Потом они дружно скинулись Рыбнадзору на пиво и тщательно прибрав за собой, уехали по внезапным срочным делам.

— Не понимаю, — бормотал Денис изучая плакат, — проклятье наложено. Почему оно не сработало?

— Зато я понимаю, — Валера нашёл в камышах оставленную охлаждаться банку коровьего молока. — Это провокация. Дарьица постаралась. Свела наше проклятье молоком.

— Она чего, дура? Мы же её предупреждали в нашу работу не лезть, — голос у Дениса зазвенел сталью.

— Завтра с ней поговорим. Сейчас надо доехать до омута.

Валера взболтал молоко, а потом вылил его в реку приговаривая.

— Опасное ты дело затеяла, Дарьица. Как бы не пришлось тебе, это молоко, всю оставшуюся жизнь пить.

Вечером Лёнька сходил в баню, попарился и теперь довольный лежал на кровати размышляя — лечь спать или пойти прогуляться? Гулять особо идти не куда. Бабушка рассказала, что в Смородинке нашли кишечную палочку поэтому купаться там строго воспрещается. Многие пацаны его возраста уехали: кто в армию, кто на заработки, а кого и в город, в инфекционку отправили. Лёха разглядывал ползающую по потолку ленивую муху и мысли его были такие же ленивые. Он почти задремал, когда за окном послышался рокот мотоцикла, а потом кто-то заорал на два голоса.

— Здрась баба Клав, а Лёнька дома?!!

— Здрасте, здрасте…Пол покрасьте…А вы разве здеся? Вас же тут быть не должно, — голос у бабушки был растерянный.

— Да мы как узнали, что Лёнька приехал — сразу примчались! Здрась, дядь-Вань!

Лёнька подумал сначала, что это всё ему снится. Голоса принадлежали Юрику и Серёге, его старым сельским друзьям. Он протёр глаза и отодвинув кружевную занавеску выглянул в приоткрытое окно. Точно они!

Юрик и Серёга приехали на мотоцикле с коляской. Юрик худенький и юркий, а Серёга здоровый, молчаливый пацан, наверное самый сильный в Благовещенске. Лёнька всегда завидовал его силе, в институте он специально ходил заниматься боксом, хотя это было не по его профилю и в тайне мечтал приехать в Благовещенск и показать Серёге кто чему научился. Серёга всегда говорил мало, зато Юрка разговаривал за двоих. Если они приехали на пару, значит Юрка уже что-то задумал, а может быть и пива купил.

Они заметили Лёньку и приветственно замахали ему руками.

— Лёняяяя! Выходи!

— Ща! — крикнул Лёнька и начал озираться в поисках штанов. Бабушка уже спрятала пока он был в бане.

Когда он выскочил на улицу, то увидел своего деда стоявшего рядом с его приятелями и внимательно изучавшего мотоцикл.

— Откуда у вас Днепр, внучки? Такой, только у участкового в сарае стоял. Небось ворованный?

— Ха ворованный — не бракованный! Зверюга, а не моцик! — улыбаясь отвечал Юрик.

— Дяди моего с лесопилки. На консервации стоял, а я починил, — прогудел Серёга.