Russian Disneyland - страница 9

Первая партия – 25 стопок под 45 бутеров – разошлись мгновенно. По своему плану он хотел было на этом и завершить (ну, то есть первый этап, «после первой песни»), но даже самые мелкие и приличные при свете дня ученики напомнили своему «странному-иностранному» учителю (хотя он давно обрусел) любимую русскую застольную приговорочку. Пришлось сразу вытащить и поднос №2, и №3, и даже №4 и 5!

Когда Бадор по указке Сержа толкнул заснувшего на подоконнике г-на Губова (облагорожено прозывающегося Губов-Шлёпин, а в простонародье просто Шлёпа) и вместо всего своего «особо вежливого» сказал ему (несомненно, из гуманных побуждений: чтоб человек понял с пьяных глаз) простецкое деревенское: «Будишь?», тот взревел и зафутболил ногой по подносу.

Сие, конечно, стало последней чашей и каплей преткновения. Бадор даже выключил музыку, «всё бросил» и, сильно хлопнув дверью учительской, скрылся – собираться домой. Туда же следом вошли братья и ещё несколько людей из их братии. Ган демонстративно набрал номер – не длинный, не короткий, а так, средний…

– Аллё, милиция?

– Так точно, – отвечал на другом конце провода уставший голос Белохлебова (в деревне расстояния короткие, поэтому из трубки слышно и посторонним), – дежурный, лейтенант Петров, слушает…

– Да вот у нас тут один человек преступление совершил…

– Так. Фамилия, где, когда… Откуда вы звоните? Назовите адрес!

Поймав злой взгляд учителя, Ган положил трубку, деловито-вальяжно закуривая.

В следующий момент тот рванулся к ученику, но его быстро прихватили заранее специально для того приглашённые рослые товарищи.

– По черепу, что ли, сыграть?.. – задумчиво произносит Морозов, постукивая пластиковым мослом по зелёному наглядному черепу на подставке. Странно осознавать, подумал он (мысленно почему-то представляя, что это говорит ему Серж, а он слушает, поражается и смеётся), что у тебя тоже такой есть… У Яхи, Швырочка и Сажечки – маленькие черепки, и когда их найдут археологи, будут говорить, что ещё и в наше время жили неандертальцы, а то и питекантропы (если скелеты Папаши и Шлёпы!), а у Кенаря черепная коробочка уж какой-то неправильной, или как ему самому кажется, особо правильной, основательной такой формы, как голова у Винни-Пуха из советского мультфильма!.. а у Бадорника – с усами! Кхе-хе!..

Видно было, что он сам поражается своей психологической проницательности, наслаждается поражением противника.

– Давай мы лучче ему по печени сыграем! И по почкам! – с готовностью выступают наёмники, заламывая руки учителю.

Серж смеётся, тоже довольный, даже больше всех, а Бадор проклинает себя, причитая себе под нос, потом берёт очередной поднос, потом ещё…

Короче, своего любимого Пуаро Бадорник так и не посмотрел.

Да и что говорить.

А на другой день всё повторилось. Известно ведь издревле: повторение – мать (нужное подчеркнуть несколько раз!):

– обирания,

– обдирания,

– обжигания,

– обжимания,

– обмирания.

Это всё конечно да, но особенно-то, конечно же, обжирания!

Правда угощение было уже поскромней – бедный учитель (а где вы видели богатого, щедрого учителя, и чтоб он не ныл об своей зарплате да и не списывал на сей счёт добрую часть своей вредоносной профдеятельности, а может вернее даже – бездействия!..) уж что называется «вынес из дома последнее»: палку сухой колбасы и многолитровую банку квашеной капусты. Первое всем знакомо не меньше, чем второе, как будто ещё более родное, но вожделенно и дома имеется, наверно, только у преда8, второго преда, Кенаря да Белохлебова… да вот ещё почему-то у Бадора!..

Публика-то, честно говоря, подобралась, как говорят ея бабушки, нескобежливая, а вот Морозов старшой-то ещё прям с детства, как выражаются мамы, имел столь чуждые своим среде и происхождению аристократические замашки, и в первую очередь в еде. А Серж имел, как мы знаем уже, затеи. Короче, за неимением яств, Бадорнику постоянно пеняли: мол, скатерть вся обляпанная, надо бы новую… И он несколько раз вынужден был летать до дому, пока не принёс их оттудова целую пачку тряпок, чуть ли не штор своих и простыней – и так застилал стол 11 раз («Если же и к одиннадцатому часу ты опоздал…» – на бегу повторял он про себя что-то из случайно услышанной по ТВ Пасхальной службы), пока уж трапезничающим не стало всё равно!..