Русская богословская наука в её историческом развитии и новейшем состоянии - страница 6

По сказанному понятно, что русскому научно-богословскому ведению приходилось больше собирать и усвоять, чем творить и обогащать. Тем не менее оно постепенно разрасталось по всем разветвлениям и научно укреплялось, всегда сохраняя собственный отличительный облик в своей православности. Поэтому характерным для него по самому существу служит прежде всего догматическое богословие, раскрывающее принципиальные основы и теоретические формы православно-христианской веры. Здесь замечательны три крупных систематических труда.

Первым по времени было обширное «Православно-догматическое богословие» преосвящ. Макария (Булгакова), впоследствии митрополита Московского, увенчанное полной Демидовской премией от Академии Наук и послужившее одним из оснований к избранию автора (в конце 1854 года) в ординарные академики по «Отделению русского языка и cловесности» (согласно отзыву академика И. И. Давыдова). Это грандиозная попытка научной классификации накопившегося догматического материала, который она подвергает строжайшему взаимному объединению, принимая всё пригодное и устраняя обветшавшее. Так подводился итог всему предшествующему развитию и создавалась фактическая возможность для дальнейшего движения по новым путям. С этой стороны историческая заслуга «Догматики» митроп. Макария несомненна и громадна, не говоря уже о богатстве и разнообразии ценных данных — особенно по библиологии и церковно-отеческой литературе. Но ясно само собой, что автор тяготеет к прошлому, живет его традициями и руководствуется прежними методами. Для него догмат есть законченная теоретическая формула, безусловно обязательная по своей отвлеченной и непререкаемой законченности. В таком случае по отношению к ней дозволительна лишь единственная научная операция — обоснование ее истинности логически связной взаимностью всех ее частей и подавляющей принудительностью внешних аргументов. Отсюда всё построение неизбежно приобретает характер априорной сухости и книжной безжизненности, а научное раскрытие оказывается прямо схоластическим с утонченными подразделениями и теоретическими схемами. Архитектоническая выдержанность всей искусной конструкции не имела для себя внутренней опоры в соприсущей живительности и внешней жизненности, почему все обильные библейско-патристические подтверждения не получали органической стройности прочного сочетания с целым и между собой и по своей массивности становились обременяющим грузом, как «облак свидетелей», иногда способный затуманивать предмет и оттенять его устрашающую непостижимость. Мысль не столько принимает догмат и свободно соглашается с ним, сколько подчиняется ему насильственно. Здесь научная схоластичность теряет истинную научность, которая всегда зиждется на рациональном признании, приводящем разум к добровольному «послушанию вере».

Нужно было дать действительное удовлетворение научной пытливости в догматических вопросах, — и этому требованию отвечает «Православное догматическое богословие» преосвящ. Филарета (Гумилевского), архиепископа Черниговского. Сочинение это написано «не без внимания к мнениям германского рационализма» и проникнуто тем убеждением, что «поверхностное знание отделяет нас от религии, основательное — опять возвращает к ней». Соответственно этому и «догматика будет действовать по духу откровения, когда будет показывать разуму, как та или другая тайна откровения, хотя не может быть выведена из начал разума, не противоречит умозрительным и практическим потребностям разума, как, напротив, помогает она той или другой нужде самого разума, врачует ту или другую немощь его, причиненную грехом. Заставляя таким образом сам разум признавать плодотворную силу тайн веры, догматика не унизит, а возвысит откровенные истины в очах разума и победит строптивость». Например, «догмат о Св. Троице, не противореча началам разума, с убеждением может быть принят разумом. Ибо, хотя не может он быть выведен из начал разума и вполне постигнут им, и это очень естественно по отношению к Божеству, но догмат сей, как откровенный, верен, полезен по последствиям; содержание его может быть приближаемо к разумению сравнениями».