Русская демонология - страница 5
В поэтическом переводе Николая Заболоцкого эти же строки звучат иначе:
Казалось бы, поэт пересказал то же самое, но разница, весьма существенная. На самом деле в «Слове» соколы вовсе не терзают лебедей и те не поют предсмертную песню, «падая во мглу». Речь идет скорее о ритуальной игре: соколы догоняли лебедушек и тогда те пели радостную песню — «славу». Точно так же и певец Боян, который не рвал пальцами струны, а лишь слегка прикасался к ним, а они сами «рокотали».
Намного точнее это и звучит в переводе Василия Ивановича Жуковского:
Лишь небольшое уточнение: чей сокол достигал первым лебедушки, тот и начинал петь первым. Это был старинный ритуал в соревновании певцов, а не охота на лебедей.
Эту же ошибку допустил и Пушкин, правда заменив сокола коршуном. Так было правдоподобнее, ведь коршун — злой, а сокол, наоборот, если не добрый, то — светлый образ. Все равно получилась охота, а не единение двух символов: мужского — сокола и женского — лебеди. Мужественный сокол и прекрасная лебедь — это символ любви, который позже заменили другим — двумя целующимися голубками, а древние песни — новыми и довольно слащавыми: «Голубок и горлица никогда не ссорятся…»
Но вернемся к «Слову о полку Игореве». Читаем дальше: «Уже бо, братие, не веселая година въстала; уже пустыни силу прикрыла! Въстала обида в силах Дажьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, въс плескал а лебедиными крылы на синем море; уДону плещучи, упуди жирня времена».
Поясним: «убуди» — это значит «прогнала», а «жирня времена» — «обильные, счастливые времена». Этот отрывок следует понимать так: «Уже ведь, братья, невеселое время настало, уже пустыня (нежилое, чужое, пространство — степь) войско прикрыла (трупы убитых покрыла трава). Встала обида в (этих полегших) войсках Дажьбожья внука (то есть русских), вступила девою на землю Трояню (на Русь), всплеснула лебедиными крылами на синем море у Дона; плеская, прогнала времена изобилия».
Здесь речь уже идет не о лирической поэзии и не о любви и красоте. Тут имеется в виду предсмертная, лебединая песня, или, как говорится в «Слове», — обида.
Но такие вестницы печали хорошо известны. Это девы-птицы Алконост и Сирин. Первая из них пела радостные песни, заслушавшись которых человек мог забыть все на свете: дом родной, семью, да и кто он сам таков. И конечно, мало было для слушателя в том радости. Вторая дева-птица, Сирин, предвещала грядущие бедствия. При этом она так стенала, что впору было наложить на себя руки. Возможно, что другим именем Сирин была дева Обида: «Встала Обида в силах Дажьбожа внука, вступила девою на землю…»
Хотя птица Сирин — любимый персонаж в русских народных росписях (ее запечатлевали на прялках, сундуках, на мебели и ставнях), все же она — не богиня. А где же богиня Лебедь? О ней очень интересно пишет в книге «Тайны эры Водолея» В. И. Щербаков: «Лебедь — птица божественная. Связь белокрылого создания с богами отмечена во всех мифологических словарях. Афродита, Аполлон, Брахма, Зевс, Посейдон, Сарасвати — к этим и ко многим другим именам имеет прямое отношение поэтическое существо, которому одинаково близки стихия воздуха и воды… Небесный путь белоснежной птицы указывает и на имя древнеиндийской богини Сарасвати, другой ипостаси Афродиты. Тем же именем называлась священная река древних ариев, пришедших в Индию. Почти то же написание обнаруживается в «Авесте». В арийском памятнике «Ригведе» ей посвящены три гимна. Она стремительна и величава, превосходит другие реки. Вода ее чиста, поток неудержим и разрушает горные пики. Великая река ариев семичленна, у нее семь сестер. Это мать потоков и одновременно — лучшая из богинь и матерей, несущая дары, силу, здоровье и бессмертие. В ее ведении — священная речь, поэзия, мудрость, искусства. Такой великая богиня вошла в память народа… Она жена Брамы. Именно Сарасвати изобрела санскрит. Веды называют ее также супругой божественных близнецов Ашвинов. Мне не удастся рассказать и о сотой доле божественной жизни Сарасвати. Ее воплощения, ипостаси так многочисленны, что даже просто перечислить их затруднительно».