Русская фантастика 2010 - страница 53

Он не двигался, смотрел на меня. Я вглядывался в сияние оболочки, границы слоя, и когда огонь утих… Жилец, который побежал за ребёнком?! Ты влип, Олег! Ты попал!

Если буферные зоны соприкоснутся, если начнётся взаимопроникновение… Мы просто убьём друг друга!

Я отступил, он — тоже. И тут я увидел его лицо, на какую-то долю секунды, но отчётливо. Ясно.

Примерещилось! — завопил рассудок. Всё примерещилось! Нет второго Феникса! У тебя перенапряжение и близкая выключка! Ищи ребёнка, хватай и уноси ноги!

Хватай и уноси? Как в тот раз? — ухмыльнулось подсознание и заботливо подсунуло мнимо правдивую картинку. Я не мог этого видеть! Полностью — не мог! Валялся на асфальте, раздавленный откатом. И подошёл, когда уже…

Твой приговор, Феникс. Плати! — оскалилась память.

…старший, худенький мальчик лет десяти, лежал сверху, закрывая совсем уж мелкого карапуза. Тогда, по неопытности, я растерялся: таскать за раз двоих не доводилось. И поступил чрезвычайно глупо: сначала взял малыша, отодвинув его брата, а затем долго приноравливался, чтобы ловчее подцепить старшего.

Быстро сграбастать на руки и отволочь к медикам? Где там!

И — выключка на носу. Я нервничал и суетился. Еле дотащив обоих, уложил на землю, а сам рухнул как подкошенный. Откат. Сумбур восприятия, вялость, торможение. Люди не ходят, а мелькают, руки взлетают и опускаются… не успеваю заметить. Не двинуться, не шелохнуться, будто застрял в густом сиропе… Скоро пройдёт. Отлежаться чуток, и пройдёт.

Дальнейшее рассказал Костя. Но из-за странных вывертов подсознания сцена вспоминалась как реально пережитая.

Санитары, поддерживая за локти, вели к «Скорой» хилого и бледного молодого человека; он шатался и беспомощно оглядывался. Фельдшер уже выдвигал носилки; выезжая из пазов, те неприятно скрипели.

Врач закончил осмотр ещё одного спасённого — ребёнка лет восьми-девяти. Кивнул: всё нормально. Забирайте.

Молодая женщина кинулась к мальчугану и, обняв, зарыдала:

— Игорек! Игорек! Боже мой, а Лёша!

Мальчик ухватился за неё обеими ручонками. Мать пыталась отодвинуть ребёнка, убедиться в целости и невредимости, но сын жался к матери, цепляясь за волосы и одежду. Не давая отодрать себя.

За женщиной сквозь милицию и врачей пробился мужчина.

— Я отец, пропустите! Да пустите же!

Он налетел на меня, когда я-Костя готовился вколоть себе-Олегу стимулирующее для второго захода.

— Где Лёшка? — отец ищуще заглянул в глаза. — Младший? Их двое, одиннадцать лет и три года…

Одиннадцать… Я окаменел. Да разве?.. Быть такого не… Санитары укладывали на носилки измождённого, заросшего человека лет тридцати. Шприц вылетел из рук: стеклянные брызги, лужица на асфальте.

— Где Лёшка, сволочь?! — заорал отец, тряся Олега.

— Ну ты! — я оттолкнул мужчину. — Руки убери! Он всё равно не понимает, отработал своё. Вон твои дети.

Женщина перестала баюкать ребёнка и завыла в голос.

— Лешенька… — повторяла сквозь громкие всхлипывания, целуя сына. Тот сосредоточенно держался за мать одной рукой, сосал палец и молчал. — Игорек…

— Я здесь, мам, — встрепенулся человек на носилках.

— Да лежи ты! — врач придержал его за плечо. — Светочка, колите скорей глюкозу. И вызовите диспетчера: решим, куда отправить. Вряд ли в дежурную больницу.

Глаза спасённого наполнились слезами.

— Мама! — крикнул он, протягивая руки. — Мама!..

— Тихо! — шикнула медсестра. — Не дёргайся, а то иголку не туда воткну!

Отец недоумённо таращился на «Скорую». Повернулся. Лицо бескровное, мёртвое. И жилка у виска — синяя, набухшая. Тронь — лопнет.

— Гад! Гад! — хотел ударить очнувшегося Олега, но, увидев мой бешеный взгляд, попятился. Кулаки бессильно разжались, плечи поникли.

— Где младший? — стонал, дёргая себя за волосы. — У неё? А Игорь?

Я-Олег не понимал, чего ему надо. Кто этот мужчина? И женщина с ребёнком… Мать? Гордый — как же, осчастливил, вернул двоих сыновей — подошёл к родителям. Проследил за их взглядами…

Всё когда-нибудь случается в первый раз. Моя вина, моя беда. Моя работа… Самая крупная ошибка.

Сволочь, сказал отец. Жена плакала.

Совершенно разбитый я побрёл назад, к Косте.

Ревущего в голос человека, который звал маму, размазывая слёзы по впалым, с полупрозрачной бородкой щекам, уложили в «Скорую». Включив сирену, машина уехала.