Русская красавица. Антология смерти - страница 19
Но это мне страшно, а Волкова — она ничего не боится. Бросается к Мамочкину, болезненно щурясь от едкого дыма.
— Марина, что вы стоите, помогите же!
Я сначала подумала, что надо Мамочкину помочь рюкзак поднять, хотела возмутиться. А потом смотрю, нет, снимает Волкова лямки рюкзака с могучих мамочкинских плечей. А Мамочкин отмахиваться пытается.
— Да успокойтесь вы! — кричу я Мамочкину, параллельно стаскивая с него другую лямку рюкзаза, — Мы ж вам добра желаем! Пожар уже тушат, до нас огонь не дойдёт. Только дым. Не сгорит ваша помойка, не переживайте! Пойдёмте на кухню, вы ж задохнётесь здесь!
Отчаявшись стащить с плеча лямку, попросту отстёгиваю её от рюкзака. Мамочкин резко оборачивается и вдруг толкает меня в грудь. Да так, что я отлетаю в пыльный помоечный угол, по локоть вымазываю руку в чем-то слизком, ударяюсь плечом о какие-то ящики… От обиды и боли готова разнести всю эту мамочкинскую комнату на кусочки.
— Да вы что? — кричу, — Я вам помочь хотела, а вы…
Тут Волкова хватает с пола какую-то миску с водой и выливает её Мамочкину на голову, чтоб пришёл в себя. Он беспомощно моргает, но, кажется, возвращается в реальность.
— Это вы? — бубнит, — Ух… А я испужался…
— А ну на кухню идите, живо! — комнадует Волкова, — Сказали же вам, пожар отменяется, бросайте тут свои вещи. Быстро!
Мамочкин, кажется, что-то понимает и идёт к выходу. По дороге он хватает всякую мелочёвку и жадно распихивает её по карманам.
— Да бросайте вы это всё! — Волкова психует и переходит на крик.
— От сердца! — косит под вменяемого Мамочикин и делает пару коротких глотков из бутылька, — Я ж испужался ведь…
— А, — соглашаемся мы, — Лекарства берите, конечно. Взяли? Уходим!
Воля Мамочкина, он бы придумал еще пару десятков необходимых себе лекарств, лишь бы забрать любимые бутыльки. Но Волкова уже подталкивает старика к выходу. Бардак в комнате страшный, всё покрыто гарью и перевёрнуто вверх дном, дышать невозможно. Придётся потом помогать старику убирать. Жуть! Интересно — погорельцам, вроде нас, положена компенсация в лице общественных уборщиц?
Идя по коридору, Мамочкин всё время жалобно оглядывается на дверь своей комнаты.
— Мне бы ещё кое-что захватить, — почти плачет он.
— Идите спокойно, а то сейчас и это заберём! — Волкова кивает на оттопыренные карманы старого старческого пиджака. Она злится, что её довели до крика и от этого кричит ещё сильнее.
— Это от сердца! — поскорее пытается выкрутиться Мамочикин.
— Сколько ж у вас сердец! — наигранно смеётся Волкова.
Мамчкин не отвечает. Опускается на табуретку и крепко сжимает огромными кистями оба своих кармана, чтоб и впрямь не отобрали вещички. Глаза его полны губительной тоски по любимым помоечным вещам. Глядя на сумки соседей, Мамочкин болезненно вздыхает («все с вещами, а мне нельзя»). В складках его огромных отвислых щёк торчат маленькие беленькие полосочки. Кажется, Волкова облила его водой с приготовленной для жарки картошкой.
На кухне, между тем, новая беда.
Тараканов я не люблю настолько, что они уходили из любого помещения, где я жила. Силой своего отвращения, помноженного на тщательность распрыскивания отравы, я выжила этих тварей из самых потаённых уголков нашей коммуналки. Слава богу, соседи (все кроме Мамочкина) поддержали меня в этой борьбе и старались не оставлять грязи на подкормку возможных тараканьих возвращенцев. Но это касалось только нашей квартиры. Под нами находилось еще четыре коммунальных кухни. Четыре нормальные коммунальные кухни! Со скандалами из-за уборки, с немытыми плитами, и невынесенными вёдрами… И вот сейчас тараканы со всех нижних этажей решили переползти к нам.
В мгновение ока я оказываюсь на табуретке и не собираюсь слазить, даже если пламя доберётся до нашего этажа.
— Не бойтесь, они мимо нас транзитом, — шутит один из студентиков, стараясь меня подбодрить.
— Будем надеяться, — мрачно отвечаю я, тяжело дыша, — Потому как тут одно из двух: или они здесь транзитом, или я. С ними я жить не стану, — и добавляю чуть тише, — Если вообще после всего этого стану жить.
То, что пожар снился мне сегодня, не даёт покоя.