Русская критика - страница 39

Вообще культурное служение в России именно с XVIII века оформилось именно как служение и было подчинено дворянскому долгу, служению Отечеству и царю. Кроме того, культурное служение было как бы вторично по отношению к ним, из них вытекало. Отсюда и «пафос доверия к власти, пафос служения, верности, культ чести, культ ранга» (Н.Калягин). Все крупно. Все явно. Писателя, поэта вдохновляет только значительное — Бог, Россия, русские цари, наша воинская слава. Не случайно того же Державина Гоголь позже назовет «певцом величия».

Право, читая о XVIII-ом или XX веке, очень остро чувствуешь, как связаны между собой, как соотносимы масштабы государственных и масштабы культурных задач. Государство как бы требует, занимается «искусственной возгонкой своих Расинов, Вергилиев, Софоклов» (Н.Каляягин), а в советское время — своих «штатных классиков». Понятно, что искусственность, механичность в культуре — не лучший способ ее возрастания, но все дело в том, что сама установка на возрастание оборачивается качественными, талантливыми явлениями. К тому же стоит признать, что официальный патриотизм в культуре (официальная культура) существовал всегда. Вспомним знаменитую триаду министра просвещения графа Уварова — «Православие. Самодержавие. Народность», которая стала стержневой для духовного движения русской культуры ее золотого века — XIX-го. Официальная формула? Да. Но эта «формула» чеканно и верно вобрала в себя всю нашу самобытность, как и отразила всю нашу идеальную «программу», в рамках которой подлинная русская культура живет до сих пор. «Духовность, государственность, народность» — неужели они уж так непригодны нам? Неужели нынешнее государство не способно положить их бодрость, глубину и правду в основание своего культурного строительства? Или мы уже так глубоко зашли в своем отрыве от собственной сути, что впору повторить слова Дениса Давыдова:

Неужели это про нас и уже навсегда?

Священник Сергей Фудель не раз говорил о предпочтительности умения «правильно жить» перед умением «правильно писать». И это очень русское понимание, с которым соглашается или о которое спотыкается современный писатель. Мы же, живущие в области этической и эстетической, должны еще и «правильно думать». А потому среди главных итогов года я назову книги не принадлежащие жанрам прозы и поэзии: это «Трагедия русской философии» Н. П. Ильина, опубликованная в журнале «Москва», это труд воронежских исследователей «Консерватизм в России и мире», это книга Сергея Куняева «Русский беркут», роман-свидетельство Виктора Николаева «Живый в помощи», счастливо и трагично сочетающий «правильную жизнь» с «правильными мыслями». И все же литературные события тоже были: назову двухтомник Валентина Распутина, книгу рассказов Лидии Сычевой «Предчувствие», рассказы вологодского писателя Дмитрия Ермакова, напечатанные в московских изданиях, статьи и стихи Алексея Шорохова, книги Олега Павлова и Михаила Тарковского, «Заснеженную Палестину» Юрия Самарина, книгу Галины Кузнецовой из Петрозаводска «Хор русских старух», «Коломенский альманах», вышедший вновь стараниями Виктора Мельникова, книгу публицистики Михаила Петрова. И вообще — всякая вышедшая книга, это, безусловно, личное событие автора.

Самосознание русского писателя сегодня представляет собой достаточно противоречивую картину. Мы не хотим сдаваться, и потому по-прежнему претендуем на важную роль писательского слова в обществе, отстаивая (иногда и насаждая) словоцентризм нашей культуры. Наверное, не будет преувеличением сказать, что только русские писатели в последние годы говорили о сквернах свободы и либерализма. Но, с другой стороны, и нас посещало отчаяние — ощущение невостребованности, замкнутости, тотального расхождения между тем народом, о котором мы думаем, и который мы видим (о чем недавно писал Ник. Переяслов в минорных тонах и черных красках в «Литгазете»). Я неслучайно говорю в прошедшем времени — «посещало отчаяние» — ибо считаю, что все мы выстояли в это либеральное десятилетие отказов, когда нашу жизнь пытались превратить в чужую. Выстояли благодаря Валентину Распутину и Валерию Ганичеву, Василию Белову и Вере Галактионовой, Леониду Бородину и Владимиру Личутину, благодаря всем провинциальным писателям. И пусть их голоса не всегда слышали, и пусть сегодня многие из них охрипли и устали, но все же именно их голосами говорил наш народ. Но могу сказать, что писатели не одиноки. За последние годы выросло блестящие новое поколение исследователей отечественной истории, философии, культуры. Я назову имена Аркадия Минакова из Воронежа, Александра Репникова, Виталия Аверьянова, Михаила Чернавского, Ярослава Бутакова, Сергея Антоненко, Александра Суворова Они — и наши тылы, они — наша интеллектуальная сила. Так что наша надежда на будущее имеет под собой твердые основания.