Русская песня в изгнании - страница 10
Позже он категорически возражал против их публикации и даже сделал выговор Л. П. Берии, когда узнал, что тот готовит ему сюрприз к юбилею в виде книги и уже успел привлечь к переводу Бориса Пастернака и Арсения Тарковского.
Но и в ранге вождя Сталин отметился в поэзии. Скажем так, как соавтор. Всем известен памятник грузинской литературы «Витязь в тигровой шкуре».
В 30-е годы ХХ века его переводом занимался академик Шалва Нуцубидзе, но, как водилось в те времена, он был объявлен «врагом народа» и посажен в тюрьму. Оттуда переводчик начал слать письма «другу всех детей» с просьбой разрешить ему продолжить труд. Сталин разрешил: академику выдали бумагу и карандаш. Написанное за день каждый вечер забирали и отправляли в Кремль. Вождю понравился перевод, и Нуцубидзе освободили. У них состоялась встреча, на которой Сталин предложил заменить несколько строф в переводе поэмы. Свое желание он мотивировал утраченным в переводе акцентом на повторение одного звука, присущего грузинской поэзии. Академик почему-то согласился.
Сегодня, если открыть текст русской версии, можно прочесть несколько строф за авторством самого «вождя народов»:
Крупная историческая фигура и поэзия всегда рядом. В приступах сентиментальности или по иным душевным порывам призывали музу Сталин и Мао Цзэдун, Ким Ир Сен и Хо Ши Мин. В ответ они получали многочисленные оды в свой адрес. Писали их тысячи людей с огромным удовольствием. Что говорить, если даже Вертинский отметился в хвале вождю. Признаться, этот факт меня удивил. Но еще большее изумление я испытал, прочитав стихотворение «Моя клятва». Заканчивается оно так:
Попробуйте догадаться, кто автор! Вряд ли ответ будет правильным.
Написал эти строки Владимир Высоцкий. Случилось это в 1953 году по поводу известного мартовского события, и справедливости ради заметим, что было тогда Володе лет пятнадцать. Но как не стыкуются сегодня в сознании эти факты. Что ж, время было такое: все строем ходили.
Но стоп. За разными байками, порой к делу особо не относящимися, мы отклонились от курса и совсем забыли, что речь идет о жизни гениального артиста Александра Вертинского. Первые, самые трудные годы в изгнании у нашего героя теперь позади, и вот…
Конец 30-х годов
С 1925 года почти десять лет Вертинский подолгу жил и выступал в Париже. Он был востребован, успешен, обеспечен, но через восемь лет артист принял решение покинуть Европу и отправился покорять Америку. Некоторые биографы предполагают, что сделал это Александр Николаевич из-за появления на горизонте конкурента в лице Петра Лещенко. Что ж, такое вполне вероятно. Тиражи пластинок этого певца в 30-е годы были гигантскими, успех у публики колоссальный, и хотя репертуар был не столь утончен, как у Вертинского, публика тех лет предпочитала Лещенко едва ли не больше «печального Пьеро». Автор «Кокаинетки» относился к нему с раздражением. Александр Галич рассказывал любопытный эпизод. В один из вечеров он сидел с Вертинским за столиком в ресторане, и к последнему подошла восторженная поклонница со словами:
«…Александр Николаевич, Вы знаете, как мы все эти годы жадно ловили все то, что приходило к нам оттуда. Вот ваши песни, песни Лещенко…»
Лицо старого артиста окаменело: «Простите, кого?»
«Ну, вот Ваши песни и Лещенко», – щебетала дама.
«Простите, не очень понял, о ком вы? Был, кажется, такой… какой-то. Он что-то там пел в кабаках… Я друг Шаляпина, Блока, Рахманинова, среди моих друзей такого человека, как Лещенко, не было…»[3]
От кого же уехал Вертинский из Парижа?
Вы вспоминайте цыгана Петю!
Гитара, громче звени струнами,
Разбитой жизни, да мне не жаль!
Петр Константинович Лещенко родился летом 1898 года в крестьянской семье, в селе Исаево, что недалеко от Одессы. Отец умер, когда мальчику едва минуло три года. Мать позднее вновь вышла замуж за простого и, судя по многим воспоминаниям, доброго человека Алексея Алфимова. Он привил пасынку любовь к музыке и даже подарил ему свою гитару. Во время учебы в сельской школе маленький Петя, уже в ту пору отличавшийся приятным голосом, пел в церковном хоре.