Русская повседневная культура - страница 14
Не хочется о грустном, но из тех времен до наших дней дожил обычай поминать усопшего на сороковой день после кончины.
Но вернемся к шкуркам: если говорить о них как о деньгах, то надо сказать самое главное — что шкурки обеспечивались драгметаллами. То есть теми же гривнами-слитками.
Если учесть тогдашнюю покупательную способность этого куска серебра, то на эту гривну можно было купить табун из пятнадцати — двадцати кобылиц либо стадо коров голов в сорок. Именно такие гривны весом в 197 граммов и составляли государственный валютный запас суверенной Новгородской боярской республики.
Московская гривна была полегче и ценилась пониже. С финансами на Москве тогда было туговато. Только полувековыми трудами Ивана Калиты и его сыновей Москва немного поправила свои дела.
Надо сказать, что собственных денег московские князья не чеканили по той причине, что выпускать свою монету имели право только полностью независимые государи. Наши же князья считались данниками Орды, и татары пресекали попытки введения собственной московской монеты очень жестко.
Только Дмитрий Донской, доказав относительную суверенность Москвы на Куликовом поле, уже имел полное право чеканить свою монету. Чем он и занялся в подражание соседним европейским государям. При этом система кредитных денег была забыта на долгие 400 лет. В те же годы забывается общеевропейское название «куна» и постепенно вводится тюркское «денга», в свою очередь заимствованное тюрками из языка фарси. Таким образом появляются собственно русские деньги.
И… фальшивомонетчики. Самый первый, известный нам из исторических хроник, Федор Жеребец, «ливец и весец» (то есть литейщик и весовщик), изготавливал гривны из разных сплавов и был пойман на этом в 1447 году.
При отце Ивана Грозного Василии III (княжил в 1505–1533 годах) число подобного рода безобразий значительно возросло. Как говорит летописец, «при державе великого князя Василия Ивановича начаша безумнии человецы, научением диавольским деньги резати и злой примес класти, того много лет творяху». Их не останавливали даже жесточайшие публичные казни. Известно, что пойманным фальшивомонетчикам во время Ивана Грозного (1533–1584 годы) заливали горло расплавленным металлом. Позднее, во времена Смуты, Москву наводнили фальшивки, выпущенные шведами за шесть лет оккупации Новгорода и прозванные «корелки худые». Они очень серьезно подрывали нашу экономику.
Наш первый царь из рода Романовых — Михаил Федорович (царствовал в 1613–1645 годах) отменил для фальшивомонетчиков смертную казнь, заменив ее публичной поркой кнутом, выжиганием на щеках слова «вор» и высылкой в отдаленные города «до государеву указу». Двадцатилетнее послабление привело к невиданному разгулу воровства. К относительному спокойствию от народных фальшивомонетчиков привел только указ 1637 года: «Впредь указал есмя: кто воровское дело заведет, маточники и чеканы резать, или кто деланные купит и учнет воровские деньги делать, тем ворам велим заливать горло по-прежнему, без всякие пощады».
И вот тут, как это часто у нас бывает, место присмиревших фальшивомонетчиков из простых людей заняли бояре из царской администрации. Они развернули дело с таким масштабом, что не снился даже шведам. Царский тесть (отец Марии Ильиничны, первой жены царя Алексея Михайловича, правившего с 1645 по 1676 год,) глава Приказа Большой казны боярин Милославский, использовал реформу перехода страны к медным деньгам с невероятной наглостью: он привозил свою медь на Кремлевский монетный двор, заставлял чеканщиков делать из нее монеты, а потом увозил домой возами, наворовав таким образом до 300 тысяч рублей, и все это мелкими копеечками!..
Но вернемся к Древней Руси.
Мечи, выработанные у славяно-русов, пользовались славою даже у арабов. Нестор рассказывает, что хазары наложили на полян дань, состоявшую из мечей. Когда последние принесли это оружие своим победителям, то хазары пришли в ужас. «Наши мечи, — сказали они своим князьям, — имеют только одно острие, а эти обоюдоострые. Надобно опасаться, что этот народ некогда возьмет дань с нас и других народов». Полагают, что германцы заимствовали у славяно-русов плуг и что немецкое «Pflug» происходит от русского «плуг».