Русская [СИ] - страница 16
И каждый раз все с большей и большей силой музыкальные пальцы Хейла сдавливают мои бедра. Хотят взять все. Все, что они могут дать. Всю меня… без остатка.
…Через пять минут им это удается. Услышав его полувсхлип-полустон, с трудом сдержанный дабы не быть обнаруженным, я, вздрогнув, замираю. Мы вместе замираем, остановившись. И эта бесконечная секунда сама собой, без лишних дополнений, искупает весь негатив сегодняшнего вечера.
Джаспер громко втягивает воздух через нос, морщась. Утыкается лицом мне в шею, все еще подрагивая. Но больше не хмурится, больше не плюется обидной ревностью и уж точно не намерен ударить.
Конфликт исчерпан.
Конфликт рассеялся.
Конфликт растворился в оргазме…
— Подарим ушам удовольствие, дамы и господа, — левой рукой обвив микрофон, а правой удерживая на половину опустошенный бокал с водкой, объявляет со сцены Деметрий, — Бесподобный, как огненный лев, и Смелый, как Акула, наш Солнечный раб Джаспер Хейл…
Публика, подтянувшаяся от столиков со спиртным и «пылью» ближе к сцене, сооруженной из трех широких столов, вытесанных еще дедом хозяина, и высоким желтым занавесом в виде декораций, встречает мужчину аплодисментами. Им нравятся его песни. Им нравится все в Обители.
Джаспер начинает выступление, совершив на своей гитаре первый перебор. В комнате воцаряется полная тишина, окрашенная, словно по чьей-то задумке, синеватым дымом. И через пару секунд из этой тишины, мягкой и мерцающей, появляется постепенно набирающий громкость голос Хейла — звучит красиво.
Первая песня на сегодня — моя любимая — «Восходы Ада». И ее, прикрыв глаза, я с упоением слушаю. Концерт можно считать официально открытым.
Джаспер говорил, что в детстве он не пел. Что эта любовь к музыке, это желание начать ею заниматься пришло позже, когда он стал подростком. Когда послал к черту мать и, скопив денег, купил свою первую гитару — вырвался из повседневности.
А сейчас он не представляет своей жизни без концертов и завороженной публики. А сейчас песни — его отдушина, его главная страсть. И вряд ли найдется тот, кто за столь короткое время сумел освоить все приемы игры на гитаре, так умело объединив их в своих песнях — в чем в чем, а в этом ему равных точно нет.
Я знаю, что мое мнение заинтересованное. Я знаю, что я, возможно, переоцениваю Джаса — Рональд любит так говорить. Но мне искренне кажется верной каждая мысль, каждое слово о его таланте. И как только минет срок, дающий возможность распоряжаться своим наследством — через полтора года, — я по полной использую весь свой капитал, дабы не дать мужчине зачахнуть и утратить смысл существования. Я обещала ему, что Бесподобный станет известным музыкантом.
Я сдержу свое слово. Это чудесно, когда есть ради кого стараться…
«Восходы…» сменяются «Дьявольскими кольцами». Я помню, что вдохновение на эту композицию пришло к нему на осенней ярмарке, что мы посещали в прошлом году. В лотерее мы выиграли два пластиковых колечка, выкрашенных в темно-серый, с печатью Дьявола, такого популярного на тот Хэллоуин. И эти колечки есть у нас до сих пор — на мизинцах… правда, теперь они серебряные. По дизайну тех я заказала настоящие в одном ювелирном салоне. С точностью до мельчайших деталей, потому что эти кольца — наше объединение, наша приверженность друг другу. Они — преддверие золотых, на которые я все еще надеюсь…
— И заберу у тебя все то, за что церковь платье белое надеть разрешает… — неожиданно шепчет мне знакомый голос на ухо, в такт словам Джаспера со сцены. Даже в ритм попадает. А ореол запаха, окружающий словно кокон, дает лишнюю подсказку и без того уверенному сознанию.
— Уже поздно забирать, — таким же шепотом отвечаю я, усмехнувшись. Поднимаю голову на Деметрия, сожалеюще улыбнувшись.
Хозяин хмыкает, недовольно цокнув языком.
— Плохо-плохо, Изабелла…
— А кто сказал, что хорошо? — я играю с ним. Это детские шалости, забавы — мы оба понимаем. Между нами с Деметрием уже все расставлено над «i». Давным-давно.
И все же тем, что я стою чуть в отдалении от всех, возле стены, он пользуется. Становится сзади, незаметным в полумраке жестом приобнимая за талию.