Русские и русскость - страница 34

Нельзя забывать и о влиянии коммунистической идеологии на белых европейцев и американцев. В ней была заложена мощная разрушительная сила — сила идеологем антинационального вектора, внутриэтнической и внутригосударственной розни, размывания национальной идентичности. В течение XX столетия эти идейные дискурсы стали характерными для широчайшего спектра западных субидеологий, и не только для радикально левых, что во многом и привело к нынешним плачевным результатам.

А если бы по какому-либо стечению обстоятельств Советский Союз не распался бы? Государство, возможно, сохранилось бы. Но, безусловно, потеряло бы своё русское лицо, в основном благодаря тюркам. Крепнущие элиты Узбекистана, Туркмении, Казахстана. Азербайджана взамен на неотделение взяли бы власть в свои руки. К дележу власти подоспели бы и татары, и башкиры, и якуты. СССР превратился бы в полноценный тюркский каганат. Для этой исторической альтернативы были свои предпосылки: и относительно низкий уровень сепаратизма в Средней Азии, и популярность пантюркизма в 1990-е. и последующая мода на евразийство, и мода на Л. Н. Гумилёва, который мог стать духовным гуру несостоявшегося каганата. (В Казахстане его именем и в нашей реальности назвали институт.)

Очень возможно, что русские не имели бы таких проблем с кавказцами, которых, кроме азербайджанцев, возможно, изрядно бы прижали. А вместо среднеазиатских гастарбайтеров, наркоторговцев и насильников получили бы среднеазиатских начальников и силовиков. Что лучше?

Можно с уверенностью утверждать, что роль СССР в истории России и Европы не была ни однозначно положительной, ни однозначно отрицательной. Это был важный и яркий исторический пик цивилизации, после которого началось стремительное падение вниз. Выдающиеся достижения оставили после себя пустыню и развалины, прежде всего нравственные и духовные. Поэтому результаты советского модерна по сути не отличаются от общезападных.

Развал СССР стал первым серьёзным симптомом приближающейся гибели современной европейской цивилизации, важнейшей вехой в крушении модерного общества и воцарении постмодерна, предвестием неофеодализма.

Но при неофеодализме, очень вероятно, будут созданы эпосы. Сказители и певцы наверняка будут воспевать величие Страны Советов и мощь её грозных повелителей, как когда-то слепые аэды пели о падении Трои и последних ахейских царях, обречённых роком на гибель.

Как уже говорилось, опасный внешний враг крайне необходим для стабильного существования России. И желательно, чтобы этот враг был не где-то. а был непосредственно опасен или казался бы опасным широким слоям русских, хотя бы чем-то заменял набеги кочевников.

Так появились российские либералы из радикальных западников в рамках вторичной русской идеи — противостоянии Западу. Когда это противостояние становилось жёстким и лобовым, действительно опасным. эти люди или вообще отсутствовали, или были ярыми патриотами. Просто в их западничестве власть тогда не нуждалась. Народ тогда боялся Запада по делу и за дело. Так было и во времена Наполеона, и Первой мировой войны, и ранней советской власти, и в период Великой Отечественной войны.

Но слишком часто конфликт с Западом был недостаточно очевиден для очень многих русских. И недостаток очевидности конфликта делал уж очень неочевидным необходимость российской деспотии, по сути, оставшейся оборонительным союзом славиний. И тогда к власти появлялось слишком много вопросов…

Тогда в дело вступали прозападные либералы, «жидомасоны» и пр., которые пугали фактом своего существования и подрывной деятельности «широкие массы», в первую очередь патриотов и националистов. В той или иной степени, условно или безусловно, они заставляли многих из них сотрудничать с властью. Так власть держалась с помощью либералов, которые пытались играть роль «злых степных кочевников». Возможно. именно поэтому с революционерами «царский режим» боролся не слишком последовательно, а диссидентство было карьерой…

Только либералы не всегда были так уж добросовестны в этом качестве. Многие из них были очень достойными, привлекательными и человеколюбивыми людьми, иногда (о ужас для властей!) достаточно патриотичными или популярными. Взять хотя бы оборонческую или откровенно националистическую позицию либералов или даже более радикальной публики во время Первой мировой войны. (Такого впредь власти старались решительно не допускать!) Или же взять реальную известность и популярность многих либералов как «обличителей системы» во время перестройки. Именно в эти исторические моменты деспотическая традиция российской власти подвергалось изрядным испытаниям на прочность.