Русские идут! - страница 14

Разрешение на помолвку брата Михаила (сейчас Наследника-Цесаревича) с японской принцессой Масако, Николай просить не стал. Отцу осталось уже недолго, незачем его нервировать лишними скандалами с маман. Об этом с Императором Мейдзи вполне можно договориться кулуарно, не придавая договорённости огласке. Всё равно, до их возможного брака ещё как минимум двенадцать лет.

Флигель-адъютантов себе Николай назначил пока только двоих: Сато Исуми, безропотно принявшего православие, под именем Савелий Николаевич Изюмов (СавеРий НикоРаевич, ха-ха. В чём же сложность для японцев выговаривать звук «Л»? Где бы найти квалифицированного логопеда?) и произведённого в капитаны 59-го пехотного Архангельского полка (в роту самого Николая); и ещё одного пехотного капитана, Григория Зубова, командира первой роты того-же полка, с которым их жизнь тесно столкнула в Мурманске. Два натуральных самурая, хоть один из них и русский, и никогда не слышал о пути Буси До. По нему Гришу ведёт сама судьба, не иначе.

Статс-секретарём Николая стал Пётр Аркадьевич Столыпин, а мажордомом – произведённый монаршей волей (Александра Третьего) в дворяне, Прокоп Игнатьевич Вяткин (крайне смышлёный тип, надо сказать, во всяком случае, по-японски говорил он уже ненамного хуже самого Николая, а игру на гитаре вообще освоил всего за месяц).

Маман от такого малого двора пришла в негодование, но – не бабье это дело. Отец одобрил. Как уж ему бедному потом… А сам виноват.

Поезд до Берлина… Километров тридцать в час и… перестановка тележек на границе. С общим стандартом колеи будут проблемы у намеченного Союза Трёх Императоров, кому-то придётся перешиваться-переобуваться.

В Потсдаме, в поезд Николая Второго подсел граф Лобанов-Ростовский.

– Добро пожаловать на борт, Алексей Борисович.

– Благодарю, Ваше Величество.

– Давайте наедине без титулований, Ваша Светлость.

– Мы не наедине, – князь кивнул на капитана Изюмова, с вызывающе ускоглазой рожей и закреплённой на спине катаной. В глазах князя, при этом, отчётливо усматривалась усмешка.

– Его я отослать не могу, Ваше Светлость, – кивнул Николай, улыбнувшись глазами в ответ, – дикие люди, дети гор и суровых островов с тайфунами. Там всё по-другому. Если я его выставлю, он вспорет себе живот. Недоверие своего князя они рассматривают как приказ уйти из жизни. А я его дайме. Говорите, Алексей Борисович, представьте, что это мебель. Мы сейчас наедине. Моё слово.

– Очень интересно, Государь.

– Давайте уж по имени-отчеству, князь. Государь я тоже не единственный.

– Воля ваша, Николай Александрович. Какая у вас для меня задача в Берлине?

– До Берлина ещё два часа. Кофе, чай? Перекусить?

– Чайку, пожалуй. Перекусить наверняка накроют при встрече, а позавтракать я успел.

– Чаю, Прокоп Игнатьевич. И сигар для его светлости. Задача у меня для вас непростая, прямо скажем. Мне нужно разыграть интерес к одной из сестёр Его Величества Вильгельма Второго, а вам меня настойчиво и убедительно отговорить от этого опрометчивого и почти предательского союза.

– Почему почти, Николай Александрович? Вильгельм в союзе с бесноватым Францем-Иосифом, а большего русофоба я в жизни не встречал.

– Детали, дорогой князь, всё решают детали. Союз этот ещё Бисмарка, Вильгельму он достался в наследство (кстати, Вилли Бисмарка отправил в отставку, при первой возможности, если помните). Второе: наша политика – не лишь бы навредить Австро-Венгрии и Германии, а лишь бы нам, России, лучше было. Третье – Франц-Иосиф не вечен и уже довольно стар.

– С первыми двумя доводами соглашусь, Николай Александрович, но по поводу политики Австро-Венгрии несогласен. Она не изменится после Франца-Иосифа.

– А что нас в его политике не устраивает, Алексей Борисович?

– Ну, как-же, ведь он же планирует превратить протекторат над Боснией и Герцеговиной в провинцию своей империи.

– Ну и флаг им в руки и барабан на шею. А наша-то в чём печаль?

– Ну, как-же, государь. Босния и Герцеговина ведь заселена в основном славянами. Большинство там – православные сербы.

– Скажите, только честно, князь, как на исповеди – за кого вы больше переживаете – за православных, или за сербов?